Вайб загадочный, как в «Мутаборе». Публика, одетая так, будто позже, ближе к полуночи, направится туда. Люди на ряд дальше обсуждают Директора Всего, другие — перкуссию. Случайные зрители сюда вряд ли могли прийти. Звучит медитативная музыка — пока ты в нее не погрузишься, выкинув из головы все посторонние суперважные мысли, суперсрочные дела, ты не начнешь получать от нее удовольствие. Точно так же, как и если будешь пытаться понять ее рационально — это нужно прочувствовать на эмоциональном уровне. И здесь музыка и визуальное искусство пересекаются, а фраза Ротко уместна, даже будучи вырванной из контекста: «Мне интересно передавать базовые человеческие переживания: трагедию, экстаз, отчаяние и так далее. И сам факт того, что люди внезапно начинают рыдать, увидя мои картины, доказывает: у меня получается передавать эти самые базовые человеческие переживания. Те, кто плачет перед моими полотнами, проживают такой же самый сакральный опыт, что и я, когда писал их. И если вас заботят только соотношения цветов, то вы упускаете смысл [моего искусства]».
Ах да, забыла сказать, что мы не в техно-клубе, и не в галерее абстрактного искусства, а где-то посередине — в Garage Screen на «Экранизации». Андрей Морозов, основатель «Филдс», рассказал SRSLY, что визуальная составляющая проекта — продолжение музыкальной. И, кстати говоря, некоторые картины Ротко вполне могли бы стать «экранизациями» выступлений артистов Fields в Garage Screen.
Если саксофон ассоциируется у вас чисто с джазовыми пассажами, то этот перформанс сломал бы вашу систему. У solo.perator этот инструмент звучит так, как, кажется, не звучал никогда, и больше напоминает какие-то губные гармошки коренных северных народов. Иногда все-таки джазовые элементы просачивались сквозь тяжелые биты и электронный белый шум, тревожный и напряженный. Ассоциативный видеоряд Кати Пряник множил это напряжение, и оно все нарастало, нарастало, нарастало, пока внезапно не прекратилось, чуть ли не на самом пике. ВАУ. Мурашки. И, конечно, словами это не описать, даже самыми выразительными.
Музыка Павла Додонова на «Экранизации» — что-то очень похожее не эмбиент (хотя давать экспериментальной музыке определения рискованно — легко ошибиться), но гораздо более тревожный. Будто в такт этой музыке, TAU (Сергей Таушанов) писал на стекле какие-то мистические символы. Чтобы не придумывать несуществующих смыслов, я спросила у него напрямую:
Что вы писали на стекле и почему это «экранизация» звучавшей музыки?
«Экранизацию» в данном случае не следует воспринимать буквально. Это название программы Garage Screen и фестиваля изобретательной музыки Fields, а наше выступление с Павлом Додоновым — это аудиовизуальный перформанс, представляющий собой совместную импровизацию. Во время нее я применил сюрреалистическую практику автоматического письма, используя прозрачную поверхность, что, в свою очередь, отсылает нас к «Трилогии отчуждения» Микеланджело Антониони.
Темп и динамика письма подчеркивали музыку и реагировали на обрывки фраз из фильмов, которые Павел запускал с помощью сэмплера, а написанный мной текст приобретал визуальную выразительность и в итоге трансформировался в белый шум телевизора. Также приятным дополнением к музыке Павла стал дождь, бивший по крыше кинотеатра, что придавало происходящему дополнительную камерность.
Возвращаясь к мысли про тревожность — вообще, есть такое ощущение, что в современной музыке появилась мощная тенденция на это, на какую-то вдумчивость, рефлексию. Хорошо это или плохо — вопрос спорный. Возможно, хорошо: достаточно уже акустического фастфуда — хочется верить, что человечество его переросло, хотя, может, и ошибочно делать такие выводы, судя по узкой и специфической выборке, состоящей из аудитории «Мутабора», «Сигнала» and so on. Но тот факт, что Fields собрали практически полный Garage Screen, наверное, о чем-то да говорит. Правда, под конец люди стали уходить, и очень зря, потому что финал первого дня был не менее интересным. Переходим к ADMI.
Про ADMI (Ансамбль Детских Музыкальных Инструментов) было понятно, что это что-то классное, еще на этапе прочтения анонса — представьте только, с помощью детских инструментов и игрушек эти ребята пишут далеко не детскую музыку.
В начале их выступления в Garage Screen иногда можно было четко расслышать звуки, которые издают детские телефончики, пластиковые пистолеты и плюшевые собачки, если на них нажать, но потом все это слилось в самый настоящий техно-сет. «Да это же рейв, на котором никто не танцует, а Garage Screen — консерватория рейва», — подумала я, и эта мысль мне понравилась. Поэтому создателю ADMI Андрею Головину тоже задала несколько вопросов:
Вы пишете, по сути, электронную музыку, используя игрушки и так далее — для того, чтобы это придумать, нужен продвинутый уровень воображения. Как вам вообще такая мысль пришла в голову?
Я увидел у знакомого детский синтезатор и сразу же впечатлился его звучанием и внешним видом, как бы призывающими к творчеству во что бы то ни стало. И сразу же отправился в детский магазин, чтобы добыть свой игрушечный синтезатор. Но такого же интересного синта, как у моего знакомого, там не было, зато имелись прекрасные барабаны! И это был своеобразный знак: синт и барабаны — это уже сетап!
Мне понравилась идея, что с помощью игрушек можно делать настоящую музыку. Собственно, это была одна из изначальных задач проекта. Я понял, что хочу развивать эту историю и перенести звук из обычного для него бытового пространства в пространство музыки. К тому же эти пестрые игрушки не на шутку разбудили моего внутреннего ребенка и остановиться было просто невозможно!
А как протекает процесс написания музыки на всем том, что вы используете (и, кстати, что конкретно используете?), он чем-то отличается от конвенциального?
Музыку мы создаем в целом обычным образом, хотя есть нюансы. И в основном они касаются живых выступлений, так как в них задействованы игрушки. Например, сетап АДМИ можно расценивать, скажем, как синтезатор, разобранный на множество маленьких кусочков, которые во время нужно подключать и использовать в определенной последовательности. Иногда игрушка используется лишь ради одного звука, но, конечно, бывают и «серьезные» игрушки, на основе которых можно сыграть целый сет.
В нашем сетапе есть как более привычные для музыкальной сферы инструменты (синтезаторы, барабаны, гитары), так и, например, стиральная машина, утюг, руль, автоматы, бластер, касса, пожарная машина и прочие атрибуты жизни — разумеется, в игрушечном исполнении.
Есть и необычные способы взаимодействия с игрушками. Например, в некоторых на одну кнопку загружено несколько мелодий или сэмплов, и, если их нажимать поочередно, рождается новая мелодия или ритм. Таким образом была изобретена новая авторская манера игры — monkeystyle.
Можете как-то — хотя бы расплывчато — определить стиль своей музыки?
Да, в основном мы играем в стилях freshtrash, okrok, toysnoise и duckambient (поднимите руки, кто о таких слышал! — Прим. SRSLY).
Композитор X.Y.R. и видеохудожник Михаил Григорьев открыли второй день и погрузили публику в плотный туман своего медитативного эмбиента. Храм Уединенного Размышления — а именно так расшифровывается псевдоним X.Y.R. — очень отражает суть этой музыки. К слову, девушка рядом со мной все выступление просидела с закрытыми глазами. Действительно, уносило в какие-то другие миры. Как оказалось позже, перформанс был посвящен аквариумным рыбкам — чем ни другой мир?
Еще один перформанс, во время которого не покидало беспокойное гнетущее чувство. Лично для меня осталось неясным, что больше влияло на такое восприятие: электронная музыка, написанная, словно не на нашей планете, или видеоарт/видеоэссе, составленное из каких-то обыденных, казалось бы, фраз и кадров из видео на ютьюбе. «Я ошибся» на простом черном фоне почему-то вызывает тревогу (слово и его производные слишком часто повторяющееся в этом тексте). В общем, очередное очко в пользу моей теории о тенденции к какому-то общему эмоциональному напряжению в мире музыки.
Коллектив Drumazhur состоит из четырех барабанщиков: Оксаны Григорьевой, Андрея Кима, Сергея Болотина и Петра Отоцкого — и у каждого своя выверенная манера игры и роль в квартете. В Garage Screen они исполняли — логично, что на четырех установках — произведение современного композитора Анны Михайловой, партитура которого записана не стандартными нотами, а всякими разными закорючками, крестиками и кружочками. Узнала у Анны, почему так.
Почему вы не записали свое произведение с помощью обычной нотации?
Ноты для ударной установки в традиционной музыкальной нотации дают четкое представление о конкретных событиях, но отсекают свободу интуитивной интерпретации. Моя партитура опирается на традиционную нотацию — те же кружки, кресты, позиции на нотном стане и динамические характеристики. Моя задача — поделиться матрицей произведения через код: интуитивный рисунок который понятен каждому, в том числе и не музыканту. Эта партитура — сонастройка артиста с ударной установкой, и каждый исполнитель волен внести в нее свои звуковые предпочтения. Она емкая — мы не зациклены на переворачивании страниц и следовании букве до мелочей, но у нас есть гид, который ведет нас от начала и до конца, как разметка на дороге.
Перед началом перформанса вы сказали, что композиция в идеале рассчитана на 40 барабанов. У меня напрягаются барабанные перепонки от одной мысли о таком количестве ударных. Это будет возможно послушать и не оглохнуть?
Имелось в виду 40 барабанных установок, расположенных в разных точках города, амплифицированных таким образом, что звук транслируется и поступает в дополнительные пространства галерей. В них можно послушать совместные выступления нескольких исполнителей, а также главный микс из сорока установок — все это можно наблюдать из разных точек. В тех локациях, где находятся барабанщики, расположение установок и количество инструментов индивидуально и распределено по небольшим ансамблям: 1-2-3-4-5 человек. Могу себе представить локацию амфитеатра, где будет возможным расположить и десять ударных установок одновременно. Так что все располагает к прослушиванию музыки и погружению в пространство звуков. Причем как размещение исполнителей и ударных установок внутри помещений, так и на открытом воздухе, смешиваясь со звуками города.
Общий итог: можно, пожалуйста, еще?