«Побывать на концерте классической музыки — это как прийти в храм». Интервью с дирижером Михаилом Татарниковым

Михаил, поделитесь своими впечатлениями от участия в 100-м по счету Зальцбургском фестивале. Это же был ваш первый выход на сцену после режима самоизоляции? 

Да, первый концерт за последние пять месяцев, которым я дирижировал. За пару минут до выхода на сцену даже задумался: «А я вообще умею дирижировать или нет?» У меня случился момент легкой паники, но он, впрочем, почти сразу прошел. За несколько дней до фестиваля мне прислали большой список особых правил для участников, которые надо соблюдать, в том числе и забавные — например, как правильно чихать и мыть руки. По
факту все было четко организовано и не чувствовалось никакого давления со стороны организаторов. Насколько мне известно, за весь фестиваль не выявили ни одного случая заболевания.

На концерте было достаточно много людей, все сидели через одного, и чувствовалась энергетика зала и его искушенных зрителей. Зальцбургский фестиваль лично для себя я называю музыкальным летним Рождеством. Это уникальное событие и явление в мире музыки. 

Я читала, что присутствовала всего тысяча зрителей. А в обычное время сколько бывает?

Могло быть в два раза больше, но и тысяча — это не так уж и мало. 

Много творческих людей жалуются на спад в профессии. А как у вас дела? 

На самом деле, после Зальцбурга у меня не просто все пошло, а закипело. Я уже много где успел продирижировать, вернувшись из оттуда. 8 сентября был благотворительный концерт, посвященный важной и тяжелой дате для Санкт-Петербурга — дню начала блокады. Концерт состоялся в рамках проекта музыкальной премии «Онегин». 11 сентября в Москве прошел концерт с Российским национальным оркестром и Михаилом Васильевичем Плетневым. А 18 сентября я дирижировал оперу в Мариинском театре «Евгений Онегин» в легендарной постановке Юрия Хатуевича Темирканова. Тот спектакль имел большое значение для меня, так как был посвящен 100-летию моего дедушки — дирижера Джемала Далгата.

И это только то, что уже состоялось или уже точно подтверждено. Сложность в том, что анонсировать что-либо сейчас достаточно рискованно, но планы и предложения такие, от которых кружится голова.

Если не ошибаюсь, вам было всего 34 года, когда вы стали главным дирижером и музыкальным руководителем Михайловского театра. Наверняка кто-то завидовал?

Да скорее сейчас завидуют. Дело в том, что я руководил театром шесть лет и получил гигантский опыт. До сих пор остаюсь молодым дирижером, но уже с опытом руководителя, а это большая редкость. К тому же за прошедшие годы я успел выступить на ключевых мировых площадках. Получается, что когда ушел из театра, то стал больше на виду. Появились новые предложения. Вы понимаете, дирижеров много, а мест мало. Наверное, какая-то ревность у коллег присутствует.

А почему вы ушли из Михайловского театра? 

За шесть лет накопилась некая усталость, плюс я понял, что необходимо пробовать что-то новое. Все произошло по обоюдному согласию. А вообще, те годы я считаю золотыми. Конечно, руководить, принимать жесткие решения трудно. Мы же изначально музыке учимся, а тут больше работа менеджера, и у кого-то это в крови. Я, например, умею управлять, но никто никогда меня этому не учил. Тот опыт, который я получил под руководством Владимира Абрамовича Кехмана (художественный руководитель Михайловского театра. — Прим. SRSLY), поистине бесценен. 

Можете составить портрет человека, который сегодня слушает классическую музыку?

Это совершенно разные люди.

Поэтому мой прогноз оптимистичен: без классической музыки наш мир сойдет с ума. Она вне моды и вне времени. Грубо говоря, побывать на концерте классической музыки — это как прийти в храм и подумать о чем-то своем. Даже если тебе не очень нравится то, что происходит на сцене, но ты же думаешь о чем-то, а, значит, растешь духовно. Уверен, вся эта беготня с гаджетами всем скоро надоест. 

А современная молодежь слушает симфоническую музыку? 

Да, только за границей молодые люди обычно сидят на галерке и приходят по студенческим билетам. В развитых странах, как правило, все лучшие и дорогие места заняты пенсионерами, так как у них есть деньги. В России молодые ребята тоже ходят послушать оперу. Я, например, пытаюсь всегда привлекать своих приятелей, футболистов из «Зенита». 



Хорошо получается?

Да пока не очень. Но все впереди. 

А вы сами какую музыку слушаете на досуге? 

Когда еду за рулем куда-нибудь на залив (не по городу), то очень хорошо «заходят» песни Юрия Антонова или радио «Эльдорадио» и «Эрмитаж». 

Насколько мне известно, когда-то давно вы хотели стать футболистом…  

Да, но скрипка перевесила. До четвертого класса я мечтал играть в футбол. Потому, собственно, до сих пор очень люблю этот вид спорта и общаюсь с игроками. Но в определенный момент надо было выбирать между скрипкой и мячом. Вернее, мои родители выбрали. По большей части все приходят в профессию музыканта благодаря своей семье, ведь в пять лет ты еще вряд ли понимаешь, чего хочешь. А дальше музыка буквально засосала меня. Тут вообще самое главное — заинтересоваться тем, что ты делаешь, потому что без интереса — это просто адский труд. Даже в музыкальное училище трудно поступить, я уже не говорю про консерваторию и дирижерское отделение. Детство можно потерять. 

То есть у вас, по сути, его не было?

Я, наверно, какой-то не совсем правильный человек, потому что как-то все успел. Кроме того, непростые годы, проведенные за игрой на скрипке, помогают во многих моментах: если ты исполняешь произведение и происходит какая-то острая ситуация, то должен это выразить в музыке. Чем больше у тебя в прошлом было сложных моментов, через которые пришлось пройти, тем легче понимать музыку и объяснять ее музыканту. 

Будучи студентом консерватории, вы могли представить, что вас ожидает такая карьера? 

Я считаю, надо быть благодарным Всевышнему — он дал мне то, что позволяет двигаться, расти и быть успешным.

У вас очень интересная семья: дедушка — дирижер, бабушки — искусствоведы, родители — художники. Я так понимаю, вы росли в творческой обстановке? 

В детстве меня довольно часто водили на выступления моего дедушки Джемала Далгата. А атмосфера в семье, я бы сказал, всегда оставалась довольно либерально-демократичной. Бабушка считалась главой семьи. Вера Ивановна Раздольская, профессор петербургской Академии художеств, блокадница, была строгих правил. Все ее слушали. А еще у нас всегда жили животные. Я считаю, что это важно: они формируют такие качества, как забота и доброта. 

Бабушка была знакома со многими выдающимися людьми — была близкой подругой Галины Сергеевны Улановой, близко общалась с дирижером и виолончелистом Мстиславом Ростроповичем, композитором Александром Глазуновым, танцором Михаилом Барышниковым еще до его отъезда, хореографом Юрием Григоровичем и многими другими. К сожалению, она ушла из жизни несколько лет назад. Я очень жалею, что обо многом не успел с ней поговорить.