1983, Айдахо. Агент ФБР Терри Хаск (Джуд Лоу, «Гнездо», «Молодой папа») — в той стадии карьеры, когда прожженный специалист = выгоревший, — приезжает в глубинку, где статистически уже долгие годы самое опасное правонарушение — это вождение без прав. Утомившись понуро разглядывать фото семьи, оставшейся где-то на прежнем месте (и не спешащей его навещать), федерал любопытствует происками шайки неонацистов, распространившихся на весь штат: они начали грабить банки, подрывать порнокинотеатры (отвлекая внимание), писать манифесты и готовиться к революции. Во главе ячейки — убедительный реднек (жаргонное название для белых жителей сельской глубинки США. — Прим. SRSLY) из хорошей семьи Боб Мэттьюс (Николас Холт, «Ренфилд», «Меню»), вербующий «братьев», нуждающихся, скорее, в товарищах рядом, чем в ненависти.
Ужаленные радикализмом молодцы выглядят, как с иголочки — помятые футболки, слегка заросшие бороды. Фэбээровцы — объезжают подозреваемых, кутаясь в ветровки или пыльного цвета пиджаки.
Артист Лоу драматично поджимает свои пышные усы, волоча за собой незримую недосказанность. У него на подхвате суетится Тай Шеридан — заслуженный «юнец» и «салага», в прошлом году уже подкоптившийся в инферно, по которому наматывала круги карета скорой помощи («Асфальтовые джунгли»), а в этом — обреченный испытать все расследовательские радости, включая интенсивные кардиодогонялки за подозреваемыми (на них он особенно стыдливо никак не может решиться).
Спаяно «Братство» по всем архетипическим правилам с назойливым драматургическим крайм-символизмом. У Хаска в стресс-моменты капает из носу кровь, намекая на то, с какой самоотдачей трудится федерал (в ущерб себе и сдавшейся семье), а под его футболкой весь торс пересекает шрам (такой, конечно же, отмечен и на душе). Родных персонажа Шеридана аккуратно запугивают, присылая книгу Тернера — настольное писание здешних экстремистов. В моменты тягостных раздумий на Лоу в лесу выходит роскошный олень, которого тот держит на мушке… И не может нажать на курок. Все это было бы честным жанром, бодрствующим в моменты ограблений и погонь, если бы Курзель не пытался быть сложнее, чем он есть. Ладно олени, перекусавшие добрую часть мирового кино, чтобы их юзали в кадре с высшим смыслом, — уместно это бывает так редко, что на ум разве что приходит «Охота» (2012) Винтерберга. Но австралиец, уже приноровившийся бесстрастно рассказывать истории насилия, спешно начинает невнятно объяснять их заключительным титром, впихивая глобальный политический месседж. Так, «Братство» оказывается далеко не хроникой схватки двух культов (ФБР vs Орден из оригинального названия картины), а чуть ли не антитрампистским плакатом, параллеля деятельность Мэттьюса со штурмом Капитолия. Иногда все-таки лучше от себя ничего не добавлять.
[STAT_ART_2.0]Адвокат Лино Массаро (Кад Мерад, «Бобро пожаловать!»), способный вытащить даже самый безнадежный случай вроде двойного убийства матери и дочери на почве страсти (они были ревнивы, соблазнивший обеих мужчина не виноват), из-за поэтически-необъяснимого неврологического расстройства перестает лгать и время от времени мучается от вспышек мигрени. Оставив семью, он начинает свое пешее путешествие — куда идется, поигрывая между делом на трубе.
Спонтанные приключения, которые собирает Массаро, путешествуя автостопом, проходят под лукавой сменой личности. Вот Лино — отмененный порнорежиссер (автор картины «Одна и другие», при знакомстве гордо сообщающий, что фильмы для взрослых, в массе, гораздо успешнее даже «Титаника»), согрешивший с монашкой, которая, нестерпев угрызений совести, на него заявила. Вот — сам отлученный священник. Вот, наконец, трубач-любитель. Он говорит с Богом, а Бог — афоризмами. Он выступает с баптистским хором, а затем случайно встречает двойника Иисуса с апостолами. Всего этого не было или же — почти. Потому что кино, что импровизацию на трубе, повторить нельзя (только пересматривать в запечатленном виде), но можно отдаться. Моменту. Азарту. Звучанию. И вот, слова напрашиваются сами. Что мы говорим в момент незамутненной радости? Наконец!
Титр «финальный фильм Клода Лелуша» появляется на том самом кадре, когда монашка (заставляя нас додумывать остальное), покорившись в фантазии Лино, расставляет руки вдоль креста. Но французский классик мыслит не провокацией, а красотой. Она — в таких эксцентрических жестах. Она — в женщинах, которых Массаро видит вокруг. Она — в преемственности с лелушевскими же «С Новым годом!» (1973) и «Приключения есть приключения» (1972), чей главный герой (Лино Вентура) — отец здешнего Лино. И, наконец, красота — в свободе. На прощание режиссер, и без того всю карьеру полагавшийся на принцип «я так чувствую», поддается неконтролируемому порыву. Примерно каждые полчаса в кадре появляется Барбара Прави и поет (чаще всего с ее экранным отцом Мерадом). Хождения Лино сменяются размашистыми флешбэками о высадке в Нормандии и антисемитских гонениях Второй мировой.
Лино в начале признается, что страдает «сентиментальным безумием» — сдался ему и Лелуш, но что в этом плохого? Может, он и освобождает. Кажется, в этом и есть свобода, свежестью которой легко задохнуться. Наконец. Наконец. Наконец.
[STAT_ART_3.5]Поправляя бейсболку цвета хаки, козопас от Бога по имени Джозеф (Алексис Маненти, «Отверженные», «Водоворот») отклоняет предложение корсиканской мафии продать свою землю и убраться подобру-поздорову. Участок — единственная земля в округе, что не принадлежит синдикату, потому, после пары предупредительно-мягких попыток найти общий язык, засланный переговорщик опрометчиво берется за пистолет и из хлева уже не выходит. Джозеф же пускается в бега и пока полиция шьет ему убийство, а оставшиеся мордовороты покушаются перебить его коленные чашечки (чтобы никуда не делся), кейс героя-козопаса вирусится в интернете.
Фенимор-куперовский роман в случае Джозефа сетевыми экспертами переосмысляется в освободительно-протестный хештег. «Последний из Могикан» — так козопаса в первой четверти фильма называют все кому не лень, намекая, что на таких людях земля держится, а остальные — это так, компост (мафиозники уж точно). Но олда видно издалека, так что сколько заборами ни ограждайся, за нашего земледельческого брата непременно возьмутся и попытаются выкорчевать с корнями, чтобы не портил поляну. Вместо рутинной продажи сыра на рынке Джозефа насильно гоняют по полям и лесам (с вертолета!) — то израненного, то вспотевшего, чтобы и так был гол как сокол, а потом еще и сдался из-за простуды.
Марафон артиста Маненти тяжело, с усилием, по-простому, по-человечески бегущего, отбивающегося от веток, занимает примерно минут 20 всего хронометража. И если бы так продолжалось все полтора часа, то «Могикан» мог бы задеть некий концептуальный нерв, будучи фестивальным симулятором бродилки от куста до куста. Однако в оставшееся время одни корсиканские бумеры отмахиваются от хештегов и прочего веб-волнения, пока другие (рабочий класс) слагают о Джозефе песни, шерят разоблачительные посты и возводят его лик в граффити а-ля Че Гевара. Поверить в народного мученика в частности и такое кино морального беспокойства в целом, смогут лишь самые наивные, те, кто и правда считает, что меняет мир лайком в соцсетях, а «за будущее коз» кто-то готов лезть на амбразуру.
[STAT_ART_1.5]