Режиссер Литч, десять лет назад оседлавший (вместе с Чадом Стахелски) новую волну переметнувшихся в режиссуру каскадеров — самый трендовый голливудский транзит в постановщики экшен-кино, — с легкой грустью два с лишним часа признается в любви бывшему делу жизни. Фильм получился под стать — дублером любого непринужденно болтливого нуара Шейна Блэка, общего у них подозрительно много: индустриальный сеттинг, драматург (Дрю Пирс писал «Железного человека 3») и, конечно, Гослинг, существующий здесь в мемно-невозмутимой модификации романтика, втихаря пускающего слезы под Тейлор Свифт. В соответствии невидимому каскадерскому ремеслу у режиссуры Литча и картины в целом своего лица нет — лишь бойкий, пронырливый и стойкий силуэт. Воспеваемое трюкачество внушает от стартового падения (исполняет сам Гослинг) до блуперсов на титрах, но каждая сцена очередной погони/разборки ритмически длится будто бы на минуту-две больше положенного. Классные визуальные гэги наоборот — с преступной щедростью не становятся даже рефренами. Когда накачанный веществами Кольт начинает высчитывать длительность прихода по маячащему перед глазами единорогу, хочется, чтобы Гослинга пошатывало подольше.
Литчу, как-то уже снявшему образцовый летний блокбастер («Быстрее пули»), чувство меры на этот раз слегка отказывает: фильм застревает между карикатурой (саркастичной) и шаржем (дружественным) на Голливуд. Зато здесь есть поющая Фила Коллинза в караоке Эмили Блант, ревущая в любой непонятной ситуации I Was Made for Lovin’ You и отзывающийся на французские команды дрессированный пес (фаталити-кусь — и мужское достоинство посрамлено). Еще «Каскадеров» отличает характер, ведь девиз Сиверса «держать удар» наверняка поможет выстоять после коммерческого провала картины и Литчу. В этом деле красивое падение — признак мастерства.
[STAT_ART_3]
Крохой Би (Кэйли Флеминг) пережила потерю матери и уже к 12 годам самовольно распрощалась с детством. Теперь на все выходки выдумщика-отца (Джон Красински) она, насупившись, парирует: «Я не ребенок». Такая самостоятельность — защитная реакция на то, что единственному оставшемуся родителю Би назначена операция по починке забарахлившего сердца. Переехав на время отцовского лечения к бабушке (Фиона Шоу), девочка обнаруживает, что сосед сверху (Райан Рейнольдс) приютил парочку невостребованных воображаемых друзей — таковых, на деле, оказывается целый санаторий. И раз уж Би навострилась их видеть, стоит попробовать найти им новых подопечных.
Нередко родители увлекаются предназначенным их детям досугом даже больше подрастающего потомства. Так и режиссер Красински, собираясь оставить своим дочкам послание с настоятельной просьбой преждевременно не взрослеть, увлекшись, снял кино для самого себя. Из тематической подборки референс-фильмов о воображаемых друзьях он использует в кадре «Харви» (1950) с Джеймсом Стюартом — ровесники оценят, но современная ребятня от такой картины пришла бы в ужас (неторопливый, черно-белый, жуть!). Так и план Би знакомить IF (Imaginary friends) с младшеклассниками в конце концов уступает идее о том, что воображаемые друзья — часть нашей созревшей индивидуальности, потому единственный путь к их спасению — триггернуться, вспомнить молодость и преисполниться.
Авторская смелость Красински сводится к тому, чтобы реализовать инфантильную причуду за сто с лишним миллионов баксов, следуя сценарию напоминающему неуклюжую, на ходу придуманную папину сказку на ночь. И это не баг, а фича — даже вступительное парамаунтовское лого здесь анимировано под рисунок мальчишки. Фильмы с Рейнольдсом делятся на два типа — те, где его герои уместно язвительно ворчат и не очень. Здешнему буйству фантазии пятилетки недовольная мина артиста — к лицу. Мегаломанию Красински хорошо описывает один из IF-ов по имени Блю, громоздкий фиолетовый мохнатый шкаф, которого кличут «очаровательной катастрофой». Весь этот преимущественно рукотворный карнавал задуман лишь для того, чтобы рассказать о важности улыбки. Сногсшибательно мило, сложно не расчувствоваться, когда перед тобой сто минут перебирают потертые временем и позабытые с возрастом детские игрушки.
[STAT_ART_2.5]
Похоронив обезьяньего патриарха Цезаря — питавшего к людям слабость еще с тех времен, когда одомашненной крохой он сидел на коленках у Джеймса Франко, — приматы благополучно позабыли заветы своего ментора о прелестях свободы, равенства и братства, разбившись на коммуны по интересам. Много поколений спустя юный Ной (Оуэн Тиг), выращенный в племени, массово дрессирующем орлов, увлеченно разоряет гнезда, выбирая яйцо для обряда инициации — ему потребуется приручить «своего» птенца (что-то на «аватарском»). Накануне церемонии деревню разоряет отряд лютующих горилл с шокерами, возглавляемый бугаеобразным диктатором Проксимусом Цезарем (Кевин Дюран), ловко шпарящим по методичкам другого Цезаря (олдового). Пережив налет, Ной отправляется спасать плененную родню.
В последовавшей за «Восстанием планеты обезьян» — стартовый эпизод, где Джеймс Франко нечаянно уронил планету, инициировав появление развитых ГМО-приматов, — антиутопической дилогии Мэтта Ривза («Революция», «Война»), Цезарь с шекспировским апломбом размышлял: стоит ли ставить на человечестве крест. В потенциально новой трилогии эту диалектику отвели будущему царьку Ною, который, возмужав, обречен раскачать лидерский авторитет среди соплеменников. До хомо-сапиенсов ему, впрочем, пока дела нет. Голокожие — так нашего брата ныне называют в мире обезьян — если не деградировали до аборигенов в набедренных повязках, то точно разучились говорить. Или же остались разумные? В дороге Ной подбирает не только орангутана Раку (Питер Мейкон), жертвенный функционал которого сводится к тому, чтобы вкачать в неофита гуманистическую базу Цезаря, но и полудикарку Нову (Фрейя Аллан), что хитрее, чем кажется.
Конвейерное достоинство мягкой перезагрузки «Планеты обезьян» — в отсутствие авторского апломба. В отличие от Ривза режиссер Уэс Болл никого из себя не корчит: переснимать «Апокалипсис сегодня» (1979) с участием шимпанзе у него амбиций нет. Однако, кроме наследия «Бегущего в лабиринте» (2014, 2015, 2018) в виде антиутопических веселых стартов, предложить франшизе ему нечего. Ной выполняет череду квестов, чтобы перейти к босс-левелу в виде тайного абордажа людского схрона (за семью замками), который месяцами пытается вскрыть Проксимус. Фантазии о Римской империи последнего возбуждает ежевечернее чтение соответствующей литературы его ручным человечьим чтецом (Уильям Х. Мейси). В диапазоне тех же имперских идей (от репрезентации до ленивого журения) годами существует «Планета», проецируя на приматов проблемы общественного строя белого человека. Но вместо социального комментария — тупик.
[STAT_ART_1.5]