Поступив в Оксфорд, стипендиат Оливер (Барри Кеоган) разочарованно принимает роль институтского лузера и коротает деньки на социальном дне вместе с психованным местным изгоем (Юэн Митчелл). Случай (не подстроенный ли?) позволяет юноше сначала услужить (одолжив велик), а потом и набиться в приятели к плейбою-однокурснику Феликсу Каттону (Джейкоб Элорди). Жалобным нытьем и чернушными россказнями о трудном детстве в семье алкоголиков и наркоманов (хорошо, за дозу не продали) Оливер выклянчивает у сердобольного товарища приглашение в свое родовое имение Солтберн провести вместе летние каникулы.
Вольный поп-ремейк «Теоремы» Пазолини, написанный человеком, который не без труда прочел ее синопсис на IMDb. Если не знать, что режиссер Феннел родилась в Лондоне, то можно подумать, что она сродни Оливеру косит под сведущую в умах и делах аристократии британку, привыкшую утяжелять речь характерным говором и лихорадочно извергать в светской беседе имена всевозможной знати. Но если и прицениваться к костюму из бутика в Белгравии, то представляя себя среди великих — впрочем, прославиться «Солтберну» удается по методе локальных таблоидов: чем грязнее в пересказе звучит сцена, тем больше заголовок на передовице.
Ассоциативные музыкальные переходы, как если бы Терренс Малик снял клип для Софи Эллис-Бекстор. Глумливость хитрых буржуазных баек Джозефа Лоузи. Вызывающая смелость, словно Педро Альмодовар решил разоблачить пороки чопорных лордов. Феннел в своем сочинительстве даже не переставляет слова местами, списывая подчистую. Когда с психологизмом откровенно не ладится, Олли приходится выкинуть какую-нибудь дерзость: соблазнить обитателя дома или посношать землю на кладбище. Однако исполнено это настолько асексуально (даже по меркам постыдных перверсий), что беспокоиться стоит только о том, не подхватит ли герой герпес. Олли далеко не Рипли, и даже не Растиньяк, а капризный дурачок, который по драматургической воле к середине фильма одним днем становится асом искусства манипуляций. Но что ему этот Солтберн? Ведь так не поменяешь цвет своей крови на голубой, как и великим не станешь, если через десять лет твой фильм будут вспоминать как тот, где Барри Кеоган облизывал…
[STAT_ART_0.5]«Семейный план» (The Family Plan)
Продавец авто из Баффало Дэн Морган (Марк Уолберг) — не только работник года (за пару минут может всучить ламборджини последнему бухгалтеру), но и опекающий сверх меры отец (с таким только скрытничать). Супруга Джессика (Мишель Монахэн) устала от бытовой рутины. Дочь Нина (Зои Маргарет Коллетти) ушла из школьной газеты. Сын Кайл (Ван Кросби) тайком стримит из приятельского гаража. Один младший Макс секретов не держит, только пустышку во рту. Дэн так и не узнал бы о семье ничего нового, не начни на него охоту с десяток опытных убийц. Морган — экс-наемник, под предлогом спонтанных каникул вынужденный вести родных в Вегас за новыми паспортами. Но сознаться в своем прошлом оказывается сложнее, чем ликвидировать десяток бугаев.
Гайд по использованию младенческих аксессуаров в драке: выплеснутая прямо в отверстие шлема бутылочка с молоком 100% нейтрализует приставучего мотоциклиста, а прижатый к лицу подгузник нокаутирует не хуже хука Марки Марка (сценический хип-хоп-псевдоним Уолберга. — Прим. SRSLY). В актерском арсенале Уолберга есть особенная маска — виноватая мина родителя, который хотел как лучше. Без соответствующей гримасы не обходится и «Семейный план» — во всех сценах, за исключением тех, где по пути в Вегас Морган машется с мородоворотами, вписывая их в витрину супермаркета или сбрасывая преследователей с хвоста. Кино это, в общем, тех же отработанных скиллов, ужимок и заготовок. Папа — человек привычки — оказывается дисциплинированным правительственным убийцей, так дети наконец понимают, почему он ненавидел соцсети и не хотел лететь в Европу. Все гэги либо обыгрывают непринужденное избиение/уход от слежки (пока родные спят), либо относятся к репетициям исповедальной речи Дэна, которому вечно что-то мешает открыться. «План» — PG-версия «Каникул» (адской и смешной комедии с Эдом Хелмсом, которую здесь пару раз почему-то повторяют один к одному), с традиционным финальным выходом Дэна на татами против оравы головорезов. Смотреть, как Уолберг в очередной раз всех спасает, скорее утомительно, зато Морганы и правда выглядят как семья.
[STAT_ART_2]
«Оставь мир позади» (Leave the World Behind)
Одним неприметным пасмурным утром Аманда Сэндфорд (Джулия Робертс) сняла красивый домик у пляжа и предложила семье без промедлений оставить мир позади (красивая фраза из арендного объявления). Укромное местечко на Лонг-Айленде встречает глобальным помутнением — инет пропал; нефтяные танкеры, как выброшенные киты, вязнут в пляжном песке; олени коллективно собираются на заднем дворе. Странности не мешают Сэндфордам проводить уик-энд, пока на крыльце дома не объявляются арендаторы в вечерних нарядах — Джордж (Махершала Али) и его дочка Рут (Майхала Херролд) — настойчиво упрашивая пустить их переночевать в гостевой спальне.
Не худший киносеанс для каникул, чтобы проводить год под всеобщий the world's end. Сбитые с маршрута самолеты, приземляясь, сшибают пляжные шезлонги. Ужаленные беспилотные «Теслы» пробивают друг дружке бампера. Дома по всему восточному побережью покорно гаснут, подчиняясь всеобщему блэкауту. Антураж — самое то, для всех, кто окончательно выгорел после дедлайнов, заодно подытоживая для себя, что годик, как у Аманды, «выдался адским». «Оставь» — слегка бесячая экранизация имиджборда по теориям заговора: корейцы, китайцы, иранцы, хакеры, правительство — кому здесь только не приписывают всеобщий бедлам, но, стоит отдать режиссеру Эсмейлу должное: немалая доля этого раздражения — намеренный прием. Он не сводит Сэндфордов или Джорджа с Рут к функциональным архетипам граждан полярных политических взглядов. Это обыкновенные, привилегированные семьи (финансы, маркетинг, медиаведение в институте) в обстоятельствах неведомого катаклизма. И куда более пугающий образ для Эсмейла — не выбивающий перепонки ультразвук или невесть откуда собравшиеся в бассейне фламинго, а упавшая сама по себе башня, собранная во время игры в дженгу.
Может, в фильме и перебор с количеством показушных художественных изысков — режиссер так и норовит перевернуть камеру на 180°. Грубых сатирических обобщений: «Без телефона и GPS я бесполезный мужчина», — слезно произносит герой Итана Хоука. И театральных монологов — на авансцену выходят почти все герои, у которых есть реплики. Но это редкий тип наводящих тень на плетень фильмов, не испорченных кульминационным многоточием. Про любимый ситком дочери-малютки Аманды Роуз (Фарра Маккензи) самонадеянная Рут с по-зумерски снобистским ревизионизмом подмечает: «Это ностальгия по времени, которого не было». И в потоке предположений и домыслов именно в этом суждении для Эсмейла главная ошибка. Ладно, наконец узнать, чем там все закончится у Росса и Рэйчел, но если привычный уклад одним днем рухнет, в изоляции своего дома эта самая выдуманная эпоха — единственное прошлое, в котором взаправду можно будет укрыться.
[STAT_ART_2.5]«Не ждите слишком много от конца света» (Nu astepta prea mult de la sfârsitul lumii)
Кое-как справляясь со сном, помощница продюсера Анджела (Илинка Манолаке) проводит в дороге по 16–17 часов в сутки. Ее актуальная задача — искать героев для мини-фильма про увечья на производстве, отбиваясь от вопросов семей потерпевших — о том, сколько им могли бы заплатить за участие. За тысячу евро прошедший кастинг должен будет обелить заказчика и объяснить причины беды на производстве беспечностью рабочих.
Как и в отношении любого другого фильма Раду Жуде, переведенный на бумагу авторский текст наверняка обогатил бы ребенка, доставившего его в пункт приема макулатуры. В своем каждодневном трипе по безобразным румынским дорогам Анджела обслуживает коллективную гидру капитализма, отводя душу в лайв-трансляциях, где под маской хама с густыми бровями (типа Эндрю Тейта) она скабрезно выступает на тему геополитики или же просто ведет нарочито оскорбительные речи до тех пор, пока ее не забанят. Когда Жуде не отвлекается на сравнительную демонстрацию старого румынского фильма «Анджела едет дальше» (также про женщину за рулем, но уже не в монохроме наших дней, а насыщенных цветах коммунистических 80-х), то травит анекдоты о никогда не читавшей предка наследнице Гете или встрече с Уве Боллом. Обстоятельства, в которых жила одна из Анджел (в приукрашенном, прошедшем цензуру фильме) — одна из причин того, как беспросветно существует сейчас другая. Анджела будущего, по мнению режиссера, вероятно, будет просыпаться в мире настолько тусклом, что не сможет разглядеть дорогу. Понятно и праведно, как публицистика об эксплуатации бедных и свободе, ограниченной маской, которую можно выбрать во время ведения прямого эфира, но будто бы не по шапке монструозному хронометражу в 2,40 и прустовскому размаху, неоткрытый томик которого лежит на тумбочке героини.
[STAT_ART_2]