Интервью, Кино — 13 декабря 2023, 11:31

«Страдать уже не модно». Интервью с актрисой Алиной Гвасалия

7 декабря в цифре вышел долгожданный сериал «Сны Алисы», который российские критики несколько лет назад видели на «Пилоте», а мировое киносообщество оценивало в Каннах в рамках Canneseries и на других фестивалях. Это мистический триллер, который захватывает зрителя с первых секунд и до самых финальных титров восьмой серии держит в напряжении, не давая ответов на главные загадки.

Посмотрев первые серии сериала, мы встретились обсудить его (и не только) с исполнительницей главной роли Алиной Гвасалией. Каково несколько лет жить с мыслями об одном проекте, как внутренняя трансформация влияет на актерскую работу и каким должно быть актерское образование — читайте в нашем интервью.

«Сны Алисы» снимались так давно, что кажется, это было в прошлой жизни…

Четыре года назад.

Точно. Что оказалось самым запоминающимся со съемок проекта, о чем ты вспоминаешь до сих пор?

Сложно сказать, потому что проект жил совершенно своей жизнью. Это был отдельный организм. Мы уже даже в какой-то момент шутили, что, может быть, мы его будем и десять лет снимать, потому что он будто бы сам решал, когда заново запускаться.

На протяжении четырех лет вся его история — его развитие, его заморозки, его разморозки и так далее — это огромное событие, потому что проект очень непростой. Непростой с точки зрения съемок, истории, энергии, которую мы туда вложили (а ее было очень много), и это было нелегко. Поэтому, на самом деле, весь проект — это одно большое запоминающееся пятно. Для меня он судьбоносный в прямом смысле этого слова.

Тебе не было дискомфортно от того, что проект долго был в таком подвешенном состоянии?

Поначалу, конечно, было. За эти четыре года со мной очень много всего произошло. Я получила второе высшее образование, стала интегративным психологом, а со следующего года буду подавать на кандидатскую. У меня настолько изменилось мировоззрение, и настолько я искренне ушла в другую сферу своей жизни: начала очень сильно увлекаться психологией, еще очень много занимаюсь практиками. И в какой-то момент абсолютно приняла это.

Я подумала: «Окей. Сериал живет своей жизнью, пусть живет своей жизнью. Если это нужно будет мне, он дойдет до конца, его опять запустят, мы его снимем, и зритель его увидит. Если не нужно, то я это отпускаю». И все.

Случилось абсолютное принятие в какой-то момент. 


В самом начале, когда проект только запустили, потом заморозили, я, конечно, очень расстроилась, потому что мне искренне казалось, что он очень крутой. Что из него действительно может получиться какое-то высказывание — и с моей стороны, и со стороны Андрея (Джунковского. — Прим. SRSLY), режиссера.


Как ты думаешь, твои внутренние трансформации отразились на твоей героине?

А это, кстати, прикольный момент. Я у своих друзей и у Андрея спрашивала: «Видно же, что я вообще другой человек?» А они: «Нет, зрители этого не увидят».

На самом деле я действительно другой человек. И, может быть, это и хорошо. Я абсолютно в этом смысле доверяю пространству. Уверена, что не просто так все растянулось во времени. События сериала происходят буквально за несколько дней. И за эти несколько дней с героиней происходит очень мощная трансформация. Мощнейшая трансформация ее личности.

А моя трансформация личности происходила как раз в эти четыре года съемок. В какой-то момент я поехала на випассану. После випассаны у меня случилась деперсонализация, клиническая депрессия… В общем, чего со мной только не было! И если бы не этот период, который мне был дан на личную трансформацию, мне кажется, я бы не смогла сыграть Алису. То есть я бы это просто не почувствовала, потому что там в ускоренном режиме происходит вот эта революция развития личности. Поэтому да, это не просто так все.

Я взрослела вместе с героиней.


Просто чудо, что жизнь подкинула такой шанс.

Магия! Сериал магический. Понятно, что доля мистицизма в этом, безусловно, присутствует, и я на сто процентов знаю, что этот проект не просто так со мной случился. Действительно, Алиса — очень сложный персонаж. Я ее почувствовала, на самом деле, по-настоящему, только когда мы в крайний раз запускались. Помню, как сидела в какой-то момент в вагончике и думала: «Господи, если бы со мной в жизни этого всего не произошло, я бы никогда не смогла ее сыграть».


Еще несколько лет назад вы с командой сериала возили его на международные фестивали. Этот опыт как-то повлиял на твое восприятие проекта?

Ты знаешь, дело в том, что первый раз мы возили его в Канны (в рамках программы Canneseries. — Прим. SRSLY), когда это еще не было законченным высказыванием. Мы его привезли, когда он еще не был доснят. Об этом никто не знает, особенно в Европе, потому что так нельзя было делать. Как всегда, русские всех… Ну, ты поняла. (Смеется.)

Я помню, как мне в интервью задавали вопросы про арку моей героини, а я ориентировалась только по сценарию, потому что не было ничего снято, был только пилот. И это был такой стресс для меня. Но сейчас уже, когда мы его закончили, я понимаю, что ничего не меняется по сути. Правда. То есть это законченное высказывание, и, в принципе, я могу подписаться подо всем, что я говорила тогда в Каннах про свою героиню. Просто добавилось больше объема в эту роль, в том числе и моего личного какого-то, просто как человека, который это играл.

Ты уже примерно знаешь, какая была реакция у фестивальной публики в Европе, у кинокритиков на российских показах. Как ты думаешь, как сериал воспримут зрители в России, когда он выйдет сейчас на широкую аудиторию? Будет ли что-то отличаться?

Честно: я не могу ответить на этот вопрос. Естественно я об этом думала, и мы говорили с Андреем на эту тему. Очень сложно сказать, потому что это нишевое кино достаточно. И оно таким и будет. Можно сказать, что это артхаус, поэтому-то, мне кажется, он так сильно зашел в Европе. Почему его взяли на Canneseries? Потому что это очень необычное высказывание, во всем, даже в цветокоррекции, в темпоритме кино — оно очень медленное, там очень все темное. Мы с Андреем постоянно говорили о том, что его нужно смотреть только ночью. Не потому, что это хоррор, а просто такая цветокоррекция. Только ночью, и чтобы еще шторы были закрыты, потому что иначе ты не разглядишь красоту этого цветкора.

И там очень много надо думать, это правда…


Мне кажется, что это будет не то кино, у которого будут очень высокие рейтинги. Мне бы хотелось, конечно, но на самом деле я рассчитываю на то, что лучше его посмотрят несколько человек и что-то оттуда вынесут… Знаешь, вот когда я надеваю на себя маску психолога, я думаю: «Если хотя бы нескольким людям это будет полезно и жизнь их изменится, я делаю это не зря». Здесь я то же самое могу сказать. Если хоть кто-то вынесет из этого проекта, когда он его посмотрит, нечто важное для себя, это будет не зря.


А твой опыт работы психологом помогает тебе как-то переосмыслить актерский опыт и наоборот — киношный бэкграунд влияет на то, чем ты сейчас занимаешься? 

Знаешь, я тебе так скажу: мой киношный бэкграунд помогает мне осмыслить только то, почему я пошла в актерскую профессию. Например, то, как я сейчас отношусь к актерской профессии, и как относилась раньше — это совершенно два разных взгляда. Я понимаю прекрасно, что я изначально пошла туда из-за своего раненого, уязвимого эго. Не хочу обобщать ни в коем случае, но, на мой-то взгляд, практически каждый актер идет в профессию именно из-за этого.

Мы, в принципе, все так или иначе ранены социумом.


Вообще, мы все обусловлены социумом, в котором росли, у нас у всех разные истории. Но мне кажется, что все-таки у тех людей, которые выбирают для себя актерскую профессию, есть большое желание признания какой-то своей части. Такое сильное, которого не хватило в детстве.

Знаешь, есть большой кайф в том, как я сейчас стала относиться к своей профессии. Я сейчас ощущаю свое предназначение в служении. В таком хорошем служении, не в жертвенном. Я понимаю, что через психологию сильно помогаю людям. В том числе знаю, что я через актерскую профессию могу это делать. То есть я могу говорить с людьми через классные проекты, которые сама буду выбирать, и могу что-то давать, тоже могу служить. В этом смысле у меня пропало вот это вот болезненное ощущение того, что мне так хочется признания, мне так хочется, чтобы меня заметили. 

Мне хочется заниматься творчеством. Я знаю, что это еще одна грань моей личности, я это могу делать очень хорошо. Хочется через актерскую профессию также проводить какие-то энергии через себя. И это, конечно, большое счастье, когда ты уже не обусловлен какими-то комплексами, желанием славы или желанием заработать денег. Если у меня будет возможность, если у меня будут попадаться классные проекты и будет случаться синергия с режиссерами, я и через это могу проявляться.

Как ты планируешь эти две сферы — психологию и актерство — совмещать? Как это сосуществует в твоей жизни?

Я сейчас еще учусь параллельно в РУДН, мне захотелось получить допобразование по психосоматике, поскольку я очень глубоко телом занимаюсь. Заканчиваю в январе. То есть у меня сейчас очень интенсивная учеба.

Я думаю, что если у меня будет несколько (мне не надо больше на самом деле) хороших кинопроектов в год, действительно крутых, этого будет для меня достаточно.


Тогда у меня будет возможность много времени уделять и своей психологической деятельности, и выделять себе время. Вот сейчас, например, я закончу учиться в январе, мне нужен будет перерыв — мозг кипит, надо все переварить. Я получу диплом и могу какое-то время взять для себя, чтобы посниматься. Иду сниматься в каком-то одном проекте, очень хорошо там работаю, потом делаю перерыв, обратно возвращаюсь в психологию. На самом деле у меня абсолютно нет противоречий в этом.

Единственное, что... Знаешь, иногда слышу от людей, что актеру быть осознанным невыгодно, потому что он как раз на своих травмах выезжает, на расшатанной психике, вот на этом на всем. Мне хочется всем им сказать: «Ребята, страдать уже не модно. Все. Это закончилось». Не знаю, как у других, но у меня это работает так: чем крепче мой фундамент внутренний, чем целостнее я становлюсь, тем круче я играю. И в «Алисе» было так. У меня тумблер в другую сторону работает. Мне не нужно быть расшатанным механизмом для того, чтобы через себя это все проводить. Наоборот, чем я уверенней, тем мне проще проводить через себя эту энергию. Но это мой организм, опять же. Может, поэтому я в психологию пошла. 

Ну это вообще расхожий стереотип, что у любого творческого человека должен быть надлом.


Ты описала очень логичный подход — выбирать качественные проекты, чтобы появляться нечасто, но метко. Как, по-твоему, можно предугадать, какой проект окажется «тем самым»?

Очень сложно предугадать, ведь может все что угодно случиться. Может поменяться режиссер или сценарист несколько раз, как это обычно у нас бывает…

Мне кажется, здесь нужно чуйке собственной доверять, если у тебя хорошо интуиция раскачана. 


Я еще не видела все восемь серий «Алисы», не могу сказать, что из этого получится. Получится ли это неким полноценным высказыванием или нет, не знаю. Но вот что я могу сказать точно. Я раньше была человек-результат, сейчас же я больше стала человек-процесс. Вот тот опыт, который я получила в работе над «Алисой» и в плане актерского какого-то развития, и в плане человеческого, психологического, личностного вообще, — это ни с чем несравнимо. Поэтому я думаю, что здесь еще очень важно, какое между вами с режиссером возникает взаимодействие.

Мы с Андреем на птичьем языке разговаривали в какой-то момент, вообще без слов друг другу. Я ему доверяла. И самое интересное, что он (я, кстати, ни разу на такой площадке не работала) создавал всегда такую комфортную атмосферу на площадке. У нас ни разу не было никаких склок, ни срачек, ни ругачек никаких. Очень экологичная, рабочая атмосфера. При таком сложном материале, в таком сложном проекте была очень сплоченная, классная группа, где все были друг за друга.

Когда возникает такое, тогда, мне кажется, тебе не страшно нырять в океан неизвестности. Я в этом плане за любой кипиш.


Ты же чувствуешь, когда читаешь материал, что он хорошо написан. Если ты понимаешь, кто будет режиссер, если у вас уже случился мэтч, можно предположить, что, скорее всего, это будет нечто значимое или приличное хотя бы. Все бывает, конечно. Я надеюсь, что я смогу как-то это предугадывать.

Не знаю, можно ли тебе об этом говорить или нет, но спрошу. Ты сейчас снимаешься в каких-то проектах?

Нет, у меня сейчас вообще никаких проектов, потому что я ушла в учебу очень интенсивную, полгода ничего не вижу, ничего не слышу. Серьезно. Иногда какие-то пробы записываю, но вся концентрация внимания уходит конкретно на учебу. Я сейчас полгода уже занимаюсь, работаю с людьми в практике, и вся энергия идет туда. А куда идет внимание, туда и энергия. Не знаю, как бы я смогла сейчас учиться и параллельно еще сниматься. Мне кажется, у меня бы просто мозг сошел с ума. 

Я уже так иногда делала. Когда снималась в «Алисе», я училась в институте еще параллельно, как раз на психфаке. Я слушала лекции в онлайне, прямо в вагончике. Если честно, в какой-то момент у меня поехала крыша от этого, потому что совершенно разная информация в тебя входит, тебе надо ее как-то переварить. И я подумала: «Так, нет. Таким насилием себя я заниматься не собираюсь». Мухи отдельно, котлеты отдельно. Поэтому я сейчас освобожусь в январе и скажу: «Вселенная, давай классный проект, я готова»

Наверняка сейчас после выхода «Снов Алисы» будет бум предложений.

Посмотрим. Никогда ничего нельзя предугадывать. Узнаем. Если будут, будет классно.


У тебя в соцсетях написано, что ты занимаешь не просто психологией, а интегративной психологией. А что это?

Интегративная психология — это такой раздел психологии, который занимается всем. Я занимаюсь сразу в нескольких методиках: эмоционально-образной терапией, психосоматикой, дыхательными практиками, когнитивно-поведенческой терапией — я многое могу. Почему интегративный подход очень классный? «Интеграция» дословно переводится как соединение частей в целое, то есть объединение. Интеграция — это объединение.

Собственно говоря, почему я стала интегративным психологом в итоге, потому что главная задача психологии — это как раз объединение частей личности в целое. Потому что на протяжении нашей жизни, нашего детства (все идет из детства, на самом деле, это правда) мы очень много частей своей личности оставляем в моменты, когда нам было больно, когда мы не смогли что-то пережить, в моменты, когда мы что-то не договорили в конфликтах с папой, в конфликтах с мамой, с любимым и так далее. На самом деле мы везде оставляем частички своей личности, где очень много энергии.

Все есть энергия.


И вот задача психологии — вернуть себе эти части. Отовсюду. Это как крестражи в «Гарри Поттере». Вернуть себе эти части нужно для того, чтобы целостную личность создать. Когда я работаю с клиентом, я отталкиваюсь от его запроса. Я смотрю на него, и я уже понимаю, какую методику я ему могу предложить. В этом смысле у меня такой комплексный подход. 

Ты сразу поняла, что ты хочешь именно в такую психологию идти?

Нет.

А с чего все началось? Как ты вообще пришла к этой мысли? 

Знаешь, меня всегда увлекал человек. В принципе увлекало, как устроен человек. Это было с самого детства.

У меня есть подруга Катя Злая, она художница, тоже училась в ГИТИСе. Когда мы учились вместе, я ходила к психотерапевту как клиент, и у меня был сложный период жизни. И она мне говорит: «Слушай, поехали на тренинг по дыхательным практикам, там мой учитель ведет». А я такой человек… сумасшедший профессор, исследователь. Легко могу поехать на какой-нибудь ретрит, даже не зная, что там будет. Просто бросаюсь, и все. В итоге я даже не спросила, где, кто, что, просто сказала: «Поехали». Помню, когда мы приехали туда, она мне заявляет: «Ну что, малышка, твоя жизнь больше не будет прежней». И вот прошли шесть дней. Мы занимались дыханием с учителем, она кандидат психологических наук, просто сумасшедшая в хорошем смысле, у нее 25 лет практики. И моя жизнь абсолютно перевернулась, на 180 градусов.

После этой поездки я поняла, что я точно хочу заниматься психологией, просто пока еще не знала — какой. Мне было интересно работать с бессознательным. Я сама как клиент была сначала в КПТ (когнитивно-поведенческая психотерапия. — Прим. SRSLY), потом в гештальт-терапии, но понимала, что мне мало. На уровне сознания я уже понимаю, а дальше? А как все это прорабатывать? Как все это достать из своего бессознательного? Я хочу глубже практики, я хочу больше! И, собственно говоря, так я поняла, что мне нравится заниматься трансперсональной психологией, дыхательными практиками, эмоционально-образной терапией, потому что эта работа как раз таки с символикой бессознательного, это все дико интересно. Я пошла на такое направление. Не пожалела ни разу.


Можно ли сказать, что так же комплексно смотреть на человека учат в актерских вузах? 

Не знаю, как сейчас, я закончила ГИТИС еще в 2015 году. Но, на мой взгляд, в театральных вузах как раз нет вот этого подхода, когда ты будто крутишь кубик Рубика, с разных сторон изучаешь человека. Все кондово, определенная система, уже очень пожилые педагоги, которые не раскрывают твою личность, а навязывают свое видение, свои призмы, которые могут тебе не подходить. Не все такие, конечно, есть определенные мастера, но, вообще, система устарела. А когда ты маленький, тебе 16–17 лет, впитываешь все как губка, а потом, когда выпускаешься, начинаешь от этого пытаться избавиться. Получается какая-то странная двойная работа.

Я прямо сейчас, кстати, подумала о том, что было бы интересно в будущем, возможно, создать какую-то свою систему, где можно смешать актерское и психологическое… новый подход сделать. Спасибо, ты мне сейчас подкинула идею!

Уже жду!


Фото: Личный архив Алины
Новости — 17:00, 21 ноября
«Манифестировать» стало словом года по версии Кембриджского словаря
Новости — 14:50, 21 ноября
Netflix объявил дату премьеры сериала «Нулевой день» с Робертом Де Ниро
Новости — 12:38, 21 ноября
Джерард Батлер и Мейсон Теймз в трейлере ремейка «Как приручить дракона»
Новости — 19:40, 20 ноября
Оливия Родриго стала амбассадором бренда Lancôme
Новости — 16:00, 20 ноября
«Звук» обновил систему рекомендаций и представил кампанию с Сергеем Жуковым