Выпуск, посвященный дневникам принцесс — одной болотной, другой питерской. Антон Фомочкин рассказывает о новинках проката.
«Дочь болотного царя» (The Marsh King's Daughter)
В офисной духоте Хелене (Дейзи Ридли) регулярно приходится уединяться с тональником, замазывая белые точки под глазами. Раньше на их месте были татуированные капельки слез, сделанные ее отцом Джейкобом (Бен Мендельсон) — тогда они отшельничали в лесной глуши втроем с матерью Бет (Карен Писториус) и, как казалось девочке, совсем не тужили. Хелена хоть и была мала, но училась отстреливать дичь и читать следы, лишь иногда в наказание отправляясь сидеть в промерзшей яме. Воспользовавшись случаем, Бет сбегает с дочерью в город — та сопротивлялась, пришлось садануть по голове булыжником — а известного рецидивиста Джейкоба по кличке Болотный король сажают в тюрьму. За долгие годы Хелена хоть и примирилась с тем фактом, что отец держал ее мать в плену, но ни брак с университетским профессором (Гаррет Хедлунд), ни ежедневное заполнение экселевских таблиц в опенспейсе не подарили ей покоя, тем тревожнее становится, когда Джейкоб сбегает.
Себя ли я вижу в отражении твоих глаз? «Дочь» заслуженного голливудского ремесленника Бергера (не только классные «Области тьмы», но и, например, «Дивергент») вроде бы зачинает любопытный разговор о грузе фамильной преемственности, ведь, как глубоко ни были бы закопаны корни, они все равно нет-нет, да и пробьют почву — норовом Хелена точно пошла не в мать, — но в последней трети походного маршрута спотыкается об эти же самые корни на «бэшное» плутание в чаще в надежде уже не на родительское одобрение, а полноценное обретение охотничьей самости (прямо как в дурных боевиках). Мендельсон в роли жестокосердной сволочи — заочное поражение любых зрительских антипатий. Строгого патриархального обаяния в нем на всю королевскую династию, и то, как разочаровывающе просто его сложность по драматургической воле уступает злодейскому злодейству, хорошо описывает бульварную прямоту этого фильма. Что есть ласковое «хвостик»? Знак продолжения Джейкоба или его придаток? Поощрительная система татуировок. Колонизаторский акт отца, набившего дочери на руке не индейское «семья», а «собственность». Его холодный голубой взгляд, в котором, кажется, все же теплится своеобразная забота (или лишь инстинктивное покровительство вожака прайда). Все нюансы — визуальные, мимические (Ридли, Мендельсона) и прочая двусмысленность не имеют никакого значения, когда в сценаристах человек, написавший «Выжившего». Такого увлекает только озвученное животным рычанием валяние в грязи ближайшего родника.
[STAT_ART_2]
«Привет, мама»
Сотрудница пулковского кол-центра Кира (Дарья Савельева) все делает с непринужденной легкостью. Улыбается, если приехала на работу в выходной. По поводу (и без) жонглирует иноязычными словечками, зная всего по чуть-чуть, а Гете наизусть (сцена зачем-то переозвучена на русский). Порхает от одного эфемерного мужчины — вежливого серба, названивающего с пустяковыми просьбами, чтобы послушать ее благостный голосок, — к парочке других необременительно женатых. Любовникам с ней просто. Самой Кире, наоборот, тяжело — пару лет назад ее мать вышла из своего дома и бесследно пропала, и эта ноша заземляет ее не только в Питере, но и в наследной квартире, полной бесхозных вещей, сохранивших дух своей хозяйки.
Вынесут комоды, заменят проводку, в мертвецко-белый перекрасят красные стены. Грядущий ремонт — конечно же, бесповоротное прощание с прошлым/детством. Греет не печка в гостиной, а только нечаянно найденная бутылка выдержанного коньяка. «Аварийненько», — можно сказать как про материнскую жилплощадь, так и про шаткое душевное равновесие Киры. В Питере о живых не говорят. «Если бы ты полетел на планету Солярис, кто бы к тебе из мертвых пришел?» — звучит с экрана нехитрый интеллигентно-депрессивный вопрос, но как не догадывались о своей природе гости, осаждающие одноименную орбитальную станцию (не важно, у Тарковского или Лема), так не понимают герои «Мамы», что находятся внутри такого же фильма-фантома. Это (кино)энциклопедия советскости, затхлой, как закупоренные на пару лет квадратные метры, до потолка набитые атрибутами былого. Кира по-оттепельному любуется на влюбленные парочки в Пулково, правда, вместо пленочной нежности — эстетика кондового социального ролика о том, как аэропорт соединяет сердца. В номерах ютится с мужчинами и по завету «человеку нужен человек» инициирует эти встречи для того, чтобы вжаться в каждого и почувствовать отгоняющее одиночество тепло. Застойная тоска убила либидо — секс здесь, в общем, дело третьестепенное. По-германовски невзначай прогуливаясь по городу, вспомнит Кира и о том, что где-то «здесь был морг для блокадников». А все входящие героини озвучивает капельная песня Золушки. Но что вся эта традиция? Классные вещи из родительского гардероба — винтаж, да и только.
Хоть поверьте, хоть проверьте, не придут к принцессе Кире свататься кавалеры, она уже давно невольный матриарх своего женского царства: младшей сестры Веры (Аглая Тарасова) и двух ее дочерей (Анна Осипова, Александра Евдокия Бакурадзе). Мужчины в этом мирке появляются постольку-поскольку и исчезают так же спонтанно. Так и приходится Кире высматривать на горизонте силуэт матери. Триггериться при виде пенсионерки в общественном транспорте. Умиляться мультяшной старушке из сказа «Про Федота-стрельца». Посреди ночи искать потерянную племянницей «бабушкину» шапку, цепляясь за прошлое даже в таких вязаных мелочах. Киру непременно «отпустит», ведь время лечит, но вот фильм так и останется в этом надкусанном молью музее винтажа.
[STAT_ART_1]