В пустующем парижском опен-спейсе напротив роскошной гостиницы с неприлично широкими окнами, бурча про себя разнообразные нигилистические банальности, выжидающе днюет и ночует наемник (Майкл Фассбендер). Когда, вместо того чтобы ликвидировать очередного влиятельного толстосума, он попадает в перегородившую обзор эскортницу, приходится спешно ретироваться из города (не без последствий). Пока убийца проводит пару параноидальных ночей, заметая следы, его потаенную доминиканскую виллу в отместку анонимно переворачивают вверх дном, а преданную герлфренд (стоически не раскололась на пытках) отправляют в реанимацию. Приходится разбираться.
Расквитавшись с откровенно сомнительной исторической несправедливостью в «Манке», Финчер забил плейлист MP3-плеера золотой коллекцией хитов The Smiths времен своей пост-панковской молодости и вернул нам лучшую версию себя — та часть таймлайна, когда вышла «Девушка с татуировкой дракона» (соответствуют даже вступительные титры). «Убийца» — тот же трогательно асоциальный фрик, что и Лисбет Саландер: он с детским апломбом разглагольствует о том, что после смерти нас ждет холодная бесконечная пустота, и для аугментации (по любым вопросам) ссылается на статистические выкладки. Но ничто человеческое им не чуждо! Лисбет была неравнодушна к Хэппи Милам (не считая журналиста Блумквиста), убийца, сидя на скамейке парижского парка, не без удовольствия жует купленный в «Макдоналдсе» бургер, хоть и поясняет, что это конспирации ради (ну да!).
Используемые им правила, больше составленного на опыте киллерского устава напоминают успокоительные мантры тревожного офисного клерка для замедления пульса. Он говорит: «Не импровизируй». И вынужденно, набивая шишки, сочиняет план вендетты на ходу. Он говорит: «Эмпатия — это слабость». Но зачем тогда мстить за свою девушку, рискуя ценнейшим кадровым ресурсом (собой любимым)? Он говорит: «Судьба — это плацебо». Но иначе как благословением тот факт, что «Убийца» до сих пор носит голову на плечах, не объяснишь. Управлять герой может разве что высотой подвесного стола, на котором ночами он умудряется спать, а бодрствуя — размещать свою снайперскую винтовку.
При всей квестовой односложности «Убийца» — очевидно, самый исповедальный фильм режиссера, потому что его топливо — раздражение педантичного перфекциониста, когда кто-то наследил в доме и сбросил на пол парочку ваз (буквально и фигурально). В процессе вышеупомянутой трапезы герой наблюдает за мальчишкой, увлеченно обстреливающим свою мать из игрушечного пистолета. Тот же азарт (и, в общем, на позиции того же заигравшегося в стрелялки ребенка) и у Финчера, воображающий бах-трах-бадабум и вынуждающий неограненный талант артиста Фассбендера по-шпионски топать ножкой, с расчетом эффектно разломить дисплей расходного IPhone.
Финчер-взрослый — и есть этот тип в панамке и темных очках, безуспешно отнекивающийся от своей сентиментальности. Чтобы настолько ненавидеть массы, в противовес все равно нужно кого-то очень сильно любить. В «Убийце» достаточно эффектных развлекательных выходов. Тильда Суинтон рассказывает анекдот про медведя. Бугай мягким местом приземляется на ножку стула. Стеклянный стакан, зафиксированный на дверной ручке, ждет своих гостей. Гвозди, выпущенные из автоматического пистолета, таранят грудную клетку одного из распорядителей взлома. «Убийца» то и дело плутовато подмигивает, самонадеянно подмечая, мол, I don’t give a fuck, но нет лучшего доказательства, чем эта картина, что Финчер вполне себе give.
[STAT_ART_3.5]«Я — капитан» (Io capitano)
Двое дакарских пацанят, Сейду (Сейду Сарр) и Мусса (Мустафа Фалл), отмахиваясь от россказней старших о том, что в Европе жизнь — не джелато, прихватывают свою карманную заначку и намыливаются в Старый Свет через Триполи.
Бедно, холодно, да и дорога устлана трупами — небезосновательно пугают подростков нелегкой долей сенегальского беженца. Сейду и Мусса, однако, с перспективы благостной, пусть и не бездельной жизни в родном краю, мнят себя грандами, в прямом смысле не вылезая из футболок «Барселоны» и «Реала». Водятся ли в Европе акулы, гориллы и злые крокодилы, они так и не узнают. Талантливый иллюстратор сказок («Пиноккио», «Страшные сказки») Гарроне, сродни своим героям, одержим бездумной мыслью… облагородить истязательное роуд-муви концептом все того же Коллоди. Только велик риск, что путешествие это закончится в «Стране Дураков», а деревянных мальчиков в комплекте идет сразу два, и оба по прибытии в условную Италию рассчитывают стать музыкальными суперзвездами. Потому-то в палящем хождении за три моря режиссера волнует только «путь героя» как самоцель и обобщенная идея — закалки, перевоспитания, назидательного урока.
Сделать из просящейся на передовицу желтой газетенки истории — «чтобы добраться в (username), сенегальские мальчики рисковали своей…» — фантасмагорическую притчу с поэтическими вставками левитирующих, подобно пушинкам, обезвоженных жертв и прочих явлений (во плоти) сахарских кошмаров мог либо человек блаженный, либо расчетливый. На роль юродивого полит-мессии Гарроне не метит, а вот грандом (почти как «Реал») себя мнит точно и на треш-шок-контент по-садистски щедр, сдерживая все вступительные обещания (на изменчивом пути герои, как и положено, не раз встретят мертвецов). Слетающие посреди «песчаного нигде» пассажиры, обреченные на погибель. Запрятанные в задний проход (обезопаситься от рэкетиров) походные деньги, которые при нападении изымают при помощи слабительного. Пытки раскаленным железом и прочие изнуряющие процедуры. За что такие муки? За неполученное у родителей благословение, ведь такие вопросики не решают накопленные подработкой 100 баксов, ими распоряжаются духи. Ходите, дети, в Европу гулять, говорит Гарроне, ведь все страдальческие «Веселые старты» по тому, как не разложиться в мародерских бараках, он авантюристски представляет как новое приключение. Жюль Верн обзавидовался бы!
[STAT_ART_0.5]«Зла не существует» (Evil does not exist)
Дровосек Такуми (Хитоси Омика) ответственно слился с природой в нетронутой индустриализацией деревушке неподалеку от Токио. Он рубит дрова и возит родниковую воду в ближайшую лапшичную, о которой никто, кроме здешних, не знает, но, засветись она в каком-нибудь кулинарном гиде, обязательно стала бы местом паломничества гастрохипстеров. Столичная контора, скупившая близлежащие территории под глэмпинг, для проформы вызывает двух подсадных «сотрудников» подуспокоить население путем коллективного диалога, а на деле просто создать его видимость.
Хамагути исчерпал себя совсем недавно, когда буквально пересобрал все свои малоудачные ранние фильмы. А именная фестивальная лояльность настолько велика, что в официальный конкурс можно попасть по инерции даже с полуторачасовой съемкой течения русла реки (погодите-ка!). «Зла не существует» — тот же бессмысленный и беспощадный глэмпинг, на модный манер инаково названное, пока еще незабытое медитативное старое (от таких эко-френдли фильмов о том, что природа, как раненый олень, и сама может дать сдачи, обычно ломится третьестепенный конкурс Локарно), в котором японский режиссер предстает а-ля натюрель — без помощников в лице Чехова или Ромера, — прицеливаясь к кино настолько же чистому, как пресловутая пятилитровка из колодца.
Рубка дров. Рутинный набор водицы в роднике. Внимательное наблюдение за колышащейся листвой. Продолжительное обсуждение канализационных рисков и прочих подводных камней, собирательство которых не заботит корпоративного капиталиста. На каждом из этих эпизодов зрителю предлагается медитация, «водопроводная» истина, а в заключение маловразумительный мистический эпилог. Полный походный набор, палатку рекомендуется брать свою.
[STAT_ART_1]