30 лет. Тотал лук Мэрилин Монро. Вероятно, вооружен и опасен. Когда грузовик колясочника Дага (Калеб Лэндри Джонс) для проверки останавливает полиция, белокурый парик и томно сказанное «закурить не найдется» — совсем не способствуют его успешной маскировке, в кузове же обнаруживается организованная орава псов. Для психиатрического освидетельствования задержанного посреди ночи вызывают мать-одиночку Эвелин (Джоджо Т. Гиббс), что по методичке с ходу предлагает поговорить о детстве. Мальчишкой Даг честно ответил отцу, что семье предпочитает общество собак, разведенных родителем-извергом для нелегальных боев. За что незамедлительно бессрочно был сослан в загон к своим четвероногим друзьям: глотать пыль и читать женские журналы из материнской заначки. Выбравшись из неволи, Даг поселился со своей стаей и начал принимать просьбы населения в бюро добрых дел: перераспределяя капитал богатых на свои нужды, пока псы по команде прикусывали яйца очередному районному негодяю и выносили в зубах коллекции люксовой ювелирки.
В эпиграфе Бессон цитирует Ламартина («Везде, где есть несчастный, Бог шлет ему собаку»), но на этом месте могла быть и строчка Готье: «В углу между собакой и бродяжкой как равный я улягусь на земле» или даже любая выдержка о псах из Библии. Даг предан своим меньшим братьям не только уменьшительно-ласкательным именем, в отрочестве он увидел изнанку зазывающей растяжки бизнеса отца-живодера и уяснил, что God = Dog. Но едва ли брессоновскому христианскому мученичеству, которое герой терпит как в юные годы, так и оказавшись на обочине неблагополучия по совершеннолетию, идет жанр синхробуффонады, где «Догмэн» вдохновенно находит себя, ступив за порог травести-кабаре. В отличие от Артура Флека (Хоакин Феникс в «Джокере») — при очевидном стилевом влиянии (гардероба, тональности фильма) — Даг не был терзаем негативными мыслями, а просто устал. Притомился в своей репутационной ссылке и Бессон, задумавший этот спецвыпуск дог-шоу как антиамериканский памфлет.
В Штатах совестливы лишь униженные и оскорбленные — их псы и готовы охранять, видимо, по божественному проведению, потому что здешний щенячий патруль мыслит категорией коллективного бессознательного. Гетто-банды. Реднеки-тираны. Безразличные соцслужбы. Свою праведную тираду режиссер будто впопыхах обрамляет разрозненными и откровенно ленивыми для себя позднего — насколько изобретательно китчевой была «Анна» и безыдеен «Догмен» — байками, напоминающими черновики увеселительных мероприятий киностудии EuropaCorp («Коломбиана», «Перевозчик», «Такси»), которые Бессон раньше только писал и продюсировал. Карикатурные банды. Собачий «Форт Боярд» и другие цирковые трюки. Регулярная смена дамского вечернего туалета Дага при пятничном выходе на сцену (откуда-то из выступления Рианны в «Валериане»).
Как выяснилось, замечательный артист Лэндри Джонс легко мог бы сыграть Эдит Пиаф, и ее образ — вызов уж точно посмелее заурядного для роли современного святого Дага, который все шагает к храму, но эту дорогу ему не осилить ни в одиночку, ни на хромой собаке.
[STAT_ART_2]«Меч короля» (Bastarden)
1755 год. Надев парадный мундир — единственный наряд из походных пожитков, что не стыдно было бы выгулять в высшем обществе, — прослуживший четверть века в германской армии капитан Людвиг Кален (Мадс Миккельсен) питчингует министрам план засадить ютландскую пустошь (землю, принадлежащую королю) картошкой. Чиновники лишь ехидно посмеиваются, пока офицер не заявляет, что спонсировать задумку готов из своей пенсии. В затянувшейся экспедиции Кален сначала ковыряет дикие угодья самостоятельно, затем нанимает в помощь парочку беглых слуг — кухарку Энн Барбару (Аманда Коллин) и рабочего Йоханнеса (Мортен Хи Андерсен) — и в конце концов знакомится с их бывшим хозяином, деспотичным дворянином де Шинкелем ( Симон Беннебьерг), из детской ревности настаивающим на том, что этот участок принадлежит ему.
Агрокультурное ревендж-порно с обертонами большого авантюрного романа. Может ли быть плохим фильм, где Мадс Миккельсен попеременно сеет картошку и перерезает вражеские глотки? Бесплодная земля — не только промерзлые и позабытые всеми поля, но и система титулов, в которой, сколько бы ты ни пропахал километров, ничего не взойдет, лишь упокоится в ухоженной ямке. Гонцы не доставят подписанных монаршей особой торжественных грамот. В глазах серебряноложечников все равно остаешься в обносках своего безродного племени. Если же весточка из дворца наконец придет, то только тогда, когда это будет уже совсем не важно. Глаза Калена — чернозем. Титул ему, конечно же, нужен, потому что в каждом бастарде есть половина от сволочного лендлорда, и она, зудя, просит справедливой доли. Но, как покажут первые посевы, главное для капитана — труд, вальтеровское возделывание сада, а там придет и счастье и семья (из таких же изгоев).
Грубые мозолистые руки Миккельсена заботливо укутывают грунтом каждую картофелину, потому что, если по весне поднимется крохотный зеленый росток, значит, ему удалось укротить пустоши. Человек степенного порядка, Кален при каждой очной встрече выслушивает от истеричного де Шинкеля тирады о том, что всем правит хаос. Но хаос — отрава, сам жалкого вида аристократ — насильник и изверг, позирующий для охотничьего портрета со шкурой убитого кем-то задолго «до» медведя. Людвиг же — не маленький человек, а муравей: такие таскают тяжести и благополучно переживают зиму (в отличие от других), а там и до нового урожая недалеко. Наверное, попорченный в Голливуде («Темная башня») живописец Арсель — ночь в кадре, как у Куинджи — слишком педантичен для такого материала, упрямо закрывая сюжетные арки всех, кто повстречался Калену на пути, но понимает главное: эту малую жизнь нужно укрывать от снега и града, иначе не вырастет.
[STAT_ART_3.5]