«Астерикс и Обеликс: Поднебесная» (Astérix & Obélix: L'Empire du Milieu)
После дворцового переворота в Поднебесной, китайская принцесса Сюан-ди (Жюли Чен) вместе со случайным финикийским фарцовщиком Тутотисом (Джонатан Коэн) — по его же настоянию — бежит в ту самую галльскую деревушку, что не первый год держит в страхе всю римскую армию. Помогать отвоевывать престол, как и всегда, делегированы Астерикс (Гийом Кане), Обеликс (Жиль Леллуш) и белый терьер Идефикс. Окольным путем, блуждая где-то в районе Подмосковья, вместе со своим войском в Страну восходящего солнца направляется Цезарь (Венсан Кассель) — ему обещаны земли и слава. Но вместо полководческих стратегий мысли императора заняты капризной Клеопатрой (Марион Котийяр), накануне в сотый раз пообещавшей уйти к другому.
Наравне с прочим (made in Галлия) барахлом финикийские рыночные барыги впаривают китайцам и лабутиксы, но, чтобы обнаружить подделку, достаточно внимательно присмотреться к подошве. Так и с «Поднебесной» — никогда прежде долгоиграющий киносериал про Астерикса и Обеликса не напоминал косплей-вечеринку, но что увенчанный крыльями шлем, что ярко-красные штаны, что усы подковой — все Гийому Кане значительно велико. Он режиссер-лирик, из кармана которого всегда торчит носовой платок (утереть слезы), потому даже бравурное восточное приключение в его исполнении выглядит как триквел к «Маленьким секретам», где после долгих лет совместной жизни в любви и дружбе все (без исключений) решили выговориться и облегчить душу.
Затравленный истериками Клеопатры Цезарь только и делает, что депрессует. Астерикс вампирит Обеликса, упрямо выводя того на ссору и грозясь сепарироваться — приятель-сожитель достал коптить кабана в доме. Сюан-ди хочет учиться кунг-фу, а не стирать белье и выполнять декоративную функцию принцессы в заточении при дворе. Даже вождь галлов Абраракурсикс (Жером Коммандёр), вечно препирающийся с супругой, так и просится на семейную психотерапию. Учтиво посвятив фильм авторам исходного комикса (Рене Госинни и Альберу Юдерзо), Кане зачем-то старается по-модному, по-постмодернистски идти против канона, но выдыхается уже на фальстарте.
Все гэги с волшебным зельем — боди-хоррор. Астерикс силится быть веганом. Ровно на одну сцену появляется танцовщица при Цезаре, чтобы пожаловаться на недостаток женщин в верхушке римской империи. Фальбала (Анжель) обиженно отчитывает Обеликса, когда понимает, что больше ему не интересна. Вот и вся ревизия, остальное — приемы предшественников и уморительная (увы, редкая) линия любовных терзаний Цезаря, где Кассель будто нацеливается на еще один «Сезар». На поле битвы шлемом зачем-то финтит Златан Ибрагимович, напоминая щедрый на звезд спорта триквел про Олимпийские игры. Обеликс снова влюбляется в железную леди, как в главе про Британию. Моменты, когда вкрашиваются другие, сопровождаются славной попсой (это уже откуда-то из фильма Алена Шаба про Клеопатру, безоговорочно лучшей серии во франшизе). Тогда как громоздких подкатов все к той же Фальбале, в общем, не наблюдалось аж со времен первой части, когда за гений галльской красоты отвечала Летиция Каста.
Стараясь слезть с волшебного зелья (очень неловкий намек на наркозависимость), Астерикс надеется развить свою природную силу, но в конце концов в изнеможении разводит руками. Так и Кане понимает, что делало комиксы Госини и Юдерзо особенными только к финалу. «Поднебесная» должна была быть одой их многолетней (вне)экранной дружбе с Леллушем — и становится, когда два товарища наконец садятся за общий стол и хохоча делят одного зажаренного кабана на двоих. Жаль, что сразу после этого начинаются титры.
[STAT_ART_2]
«Стелла влюблена» (Stella est amoureuse)
Лето закончилось. За время итальянских каникул старшеклассница Стелла (Флави Делангль) впервые увидела Средиземное море, завела себе парня (с мопедом), много целовалась и в конце концов благополучно попрощалась с «суженым» до следующего года. Впереди выпускной класс в престижной школе, единственный шанс — на институт и славное будущее — для девушки, выросшей в комнатушке над баром, который всю жизнь держали ее родители. К несчастью, в Стелле просыпается подростковый нигилизм, и, вместо того чтобы взяться за ум, она открывает для себя культуру ночных клубов.
Полноценно влюбленной героиня стала только к сиквелу. В фильме 2008 года (классном!) «Стелла» (так он и называется — лаконично, по имени) была еще малюткой, рассеянной ученицей престижной начальной школы, щеголяющей по Парижу в шарфе ФК «Ланс» и с футбольным мячом под мышкой. Клубные цвета — индивидуальность рабочих кварталов, инаковость, воспитанная в свободолюбии кафе-бара «Акведук», гостиничные номера которого привычно заселяют клошары и алкоголики. Это был трепетный рассказ о взрослении и чудесах: запойного чтения книг, дружбы, первой влюбленности, спасительного вранья и его последующем вреде. Это был «Маленький Николя» для не по годам меланхоличных детей, предлагающий взглянуть на самое обыденное (поездка к бабушке на дачу, поход на день рождения одноклассницы, успехи в учебе) глазами девочки с ранцем едва ли не больше нее.
Теперь рост Стеллы можно было бы измерить уже в пять-шесть таких ранцев. Пропало и невозмутимое обаяние ее мировосприятия, сиквел — перечень подростковых проблем, которому режиссер Веред следует как списку покупок: последовательно и методично. Конфликты с родителями. Нонконформизм. Злость на жизнь. Упоительное самоуничижение. Если маленькая Стелла знала все о коктейлях, правилах бильярда, песнях, людях, футболе и сексе, то в свои 17 она фокусируется на последнем, очаровываясь праздной (и, в общем, никчнемной) клубной богемой в лице бесполезных мальчиков, оккупировавших танцпол.
Пройти фейсконтроль — круче, чем получить пятерку в школе. Так Веред формулирует базовый принцип своей молодости 80-х и словно намеренно вновь и вновь возвращается вместе со Стеллой на спасительную дискотеку, избегая других узнаваемо-болезненных моментов юности. Опоздав с продолжением, режиссер была вынуждена поменять актрису, так что нового Антуана Дуанелля не случилось. Героиня признается, что все так же боится темноты и друзей у нее совсем не прибавилось — все те же персонажи «Человеческой комедии» Бальзака. Но ей, в отличие от фильма 2008 года, почему-то совсем не веришь. 17-летняя Стелла-колючка задает те же вопросы, что и раньше, но что-то в ней огрубело (да так, что обыденность в этот раз так и осталась затхлой и серой). Может, не стоило снимать красно-желтые цвета «Ланса» раньше времени, как и взрослеть, сжигая за собой мосты, танцполы и учебные классы.
[STAT_ART_2]«Вкус счастья» (Umami)
Получив третью мишленовскую звезду, шеф-повар Габриэль Карвин (Жерар Депардье) совсем захандрил. Все приелось: и вкусы и жизнь. Во время сеанса гипноза, прервавшегося затяжной дремой, Габриэль вспоминает аромат умами, благодаря которому 45 лет назад проиграл в парижском кулинарном состязании некоему Тецуичи (Кёдзо Нагацука) — японцу, приготовившему непримечательный, казалось, суп с лапшой. Окрыленный непознанным, Карвин торопится в Японию, навестить своего тогдашнего оппонента и наконец разобраться, что же это был за аминокислотный «пятый» вкус, и, может быть, стать хоть чуточку счастливей.
«Вкус» по-ученически неуклюже снят и смонтирован, но веса и мудрости ему придает совсем не авторский взгляд, и даже не простодушные истины о том, что, чтобы заскучать и понять потребность в близких, иногда приходится уехать от них на другой конец света. Пресыщенный и раздраженный Депардье, которого нечаянно, как в последний раз, пронзает жадный аппетит до завтрашнего дня, это редкое кинематографическое чудо, естественное в своей органике, как кадры из дикой природы или любая другая медитативная документалистика. Жерар давно не играет (в привычном понимании), представляя собой явление природы, спящий вулкан, редкие слезы которого и есть кульминация фильма (любого с его участием). Габриэль с усилием кряхтит, крутит педали, хлопает дверью такси и поднимается в гору, но после того, как он попробовал рамен руки своего давнего визави, его лицо застывает в маске легкого, неуловимого просветления — в этот момент Депардье почти что бестелесен, такое невозможно подделать, только повторить, если встречу с каждой трапезой на протяжении долгих лет ждешь только ради вдохновенного, почти что плотского удовольствия.
Отверженный самим собой Габриэль — Big In Japan (в прямом смысле), но велик не он сам, а его тоска, стесненная что в пятизвездочном люксе, что в капсульном отеле. Это по-японски скромный и тактичный фильм о больших чувствах, которые иные могут выразить только на кухне. Для таких поделиться своей любовью — разделить стол со своей семьей и друзьями, как обычно с кем-то делят одиночество. В этой немногословной скромности — достоинство «Вкуса», как гармоничны (и заслуживают всех мишленовских звезд) маленькие семейные забегаловки, скрытые в снегах Токио от посторонних взглядов. «Мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди», — жалуется Габриэль. «Выпусти его», — советует Тецуичи. Только так и стоит искать потерянное время. Выпустив сердце. С усилием и перерывом на обед.
[STAT_ART_3]
«Актриса» (Comme une actrice)
Надеясь перебороть возрастную грусть, умеренно популярная сериальная актриса Анна (Жюли Гайе) приобретает у китайской знахарки чудодейственную настойку со строгой рецептурой — при тревоге выдавить три капли на кончик языка. Главное — не злоупотреблять, но как (при таком-то стрессе)?! Супруг Антуан (Бенжамин Бьоле) обидел дважды: сначала поставил на сцене «Жизнь есть сон» Кальдерона, выбрав на роль мечты Анны молодую старлетку, затем и вовсе объявил о разводе. Снедаемая одиночеством женщина замечает, что капли позволяют на время превратиться в любую деву, достаточно перед этим ее увидеть (хотя бы на фото). Так, Анна завязывает интрижку с собственным мужем в образе журналистки Дельфин (Агат Боницер), а возвращаясь в собственное обличье, замечает на ключице болезненно-лиловую сыпь.
За вычетом Кальдерона эта жалобная дневниковая исповедь про молодильные яблочки принятие зрелости — брак обветшал, дочь выросла — по своему нехитрому наполнению достойна мягкого переплета и пошловато-страстной картинки на обложке. Анна страдает, рыдает, глотает сопли, но все равно счастливо зарывается в объятия мужа, пригубив пару глотков восточной настойки с консистенцией гранатового сока. «Ты целуешь и трахаешь Дельфин, а содрогаюсь внутри я и наслаждаюсь всей душой», — причитает она. Монопьесу, сопровождаемую настолько плохим слогом, Антуан наверняка постыдился бы ставить на сцене. Выспренное нытье своей героини режиссер Байи зачем-то упрямо равняет на «Жизнь есть сон». «Это глубокая по смыслу сказка, о том, как сопротивляться своим желаниям и порывам», — анализируют классику в кадре, неаккуратно намекая на то, что остановиться когда-нибудь придется и Анне.
Новая роль — новые отношения. Быть незамужней — образ, на который нелегко решиться. Брак — как надоевший сериал длиною в пять сезонов. Поэтика Байи зациклена на ремесле Анны, вплоть до декламации в кадре идеи о том, что в одной актрисе умещается сразу 100 жизней. Во время секса в облике Дельфин она стыдливо отворачивается от своего отражения в зеркале, так же и фильм стыдится своей перверсивной сути, любуясь лишь стенаниями парализованной возрастным кризисом женщины. «Я вижу жалкую актрису, которая думает только о себе», — обижает в момент особой уязвимости бедняжку Анну супруг. До Кальдерона далеко, но за истину сойдет.
[STAT_ART_1]