Как появился трек Carry On?
Вообще, все песни, которые я сочиняю, делятся на две категории. Первая — это те, которые получаются за 15 минут, например, Compromise или та же Electric Lady. А есть песни, которые я по чайной ложке пишу годами. Мне кажется, первый набросок Carry On появился еще в 2014-м в Нью-Йорке, где я провел несколько месяцев между турами по Америке. Потом этот набросок лег в стол (не помню, почему) и лишь примерно год назад я все же решил его выпустить. То, что он выходит летом, тоже неспроста — Carry On мне кажется абсолютно летней, танцевальной и солнечной композицией и в то же время подходящей и для прогулки по ночному городу, и для езды на автомобиле, и для вечеринки. Кстати говоря, именно ее мы впервые сыграли на концерте 15 июля в Москве. И народ очень здорово ее принял.
Как вы чувствуете себя, играя довольно сложную музыку в ситуации доминирования трэпа и EDM? В одном интервью 2016 года вы говорили, что вас поразило засилье этих жанров на одном американском фестивале.
Дело в том, что, когда я выступал на фестивале в 2013 году в Атланте, меня скорее поразил масштаб того, что почти на всех сценах звучало одно и тоже, словно один саундполдюсер клонировал свои записи и дал разным диджеям их играть. Тогда это было тенденцией на крупных электронных фестах, но с тех пор все сильно изменилось и, на мой взгляд, в лучшую сторону.
Пару недель назад я слушал потрясающее выступление Benji B на английском «Гластонбери» — интереснейший микс из не самых тривиальных записей и смешанных стилей.
Современная музыкальная культура более восприимчива к внежанровым экспериментам?
Похоже, что так и есть. Сейчас появилось очень много молодых ребят, делающих действительно изысканную, классную музыку, которую сложно отнести к какому-то стилю. При этом мы наблюдаем очередную волну переосмысления музыки прошлых декад.
Относительно недавний пример — с Running Up That Hill Кейт Буш и сериалом Stranger Things. Эта история меня до глубины души порадовала. Если песня встроена в визуальный ряд, к которому уже приковано большое внимание, то люди начинают ее слышать совершенно иначе. Running Up That Hill — классика инди, известная всем меломанам мира, но вот молодежь о ней почему-то почти не знала. Очень круто, что песня взлетела еще выше, чем в год своего релиза — в 1985-м, и теперь тинейджеры по всему миру слушают Кейт Буш.
Этот сериал многим зумерам открыл глаза и на группу Metallica и песню Master of Puppets, которая звучит в финале.
Да, у них из-за этого какие-то дополнительные концерты в туре сразу пошли. Это прикольно.
В том же интервью вы рассуждали о героях поколения — насколько сопоставимы Канье Уэст и Принс. Что вы думаете сейчас, спустя восемь лет: приблизился ли Канье к Prince?
Честно говоря, я в принципе не очень люблю сравнивать. Канье Уэст безусловно повлиял на культуру. Но личной в моей вселенной он никогда и близко не будет стоять рядом с Принсом. И повторюсь — это абсолютно разные по своему устройству и складу люди и музыканты. Мне было интересно наблюдать за Уэстом с точки зрения его работы с собственным брендом, но его музыка никогда меня не трогала. И вообще для меня самым большим гением останется Стиви Уандер.
Меня очень впечатлило интервью абсолютного музыкального гуру Куинси Джонса (композитор, аранжировщик, трубач, продюсер альбома Thriller Майкла Джексона. — Прим. SRSLY) журналу Culture Vulture. Его спросили: «Что вы думаете про современных битмейкеров, про современную музыку?». Куинси ответил, что в 59-м Джон Колтрейн (джазовый композитор, саксофонист. — Прим. SRSLY) сочинил композицию Giant Steps, где за один квадрат мелодия проходит все тональности. Колтрейн в 1959 году. Куинси еще в том интервью, по-моему, произнес фразу, дескать: «Пожалуйста, давайте не будем говорить со мной про современную музыку». Да, ребята-битмейкеры молодцы — классно, пусть занимаются.
Но это смотря какой линейкой тут мерить. Если мы углубимся в Игоря Стравинского, которым Колтрейн тоже вдохновлялся, то там вообще темный лес с гармонией, диссонансами и экспериментами со звуком. Стравинский со своей музыкой ушел на десятки лет вперед.
Мне казалось, честно говоря, что Стравинский, Шёнберг, додекафонические композиторы (композиторы XX века, экспериментировавшие с атональной музыкой, написанной на основе 12 тонов, вместо привычных семи. — Прим. SRSLY) привели музыку к некоему пределу, когда уже отказались от тональной музыки. А Стиви Уандер и Рэй Чарльз вернули ей такой наивный мелодизм, который доступен всем.
Я бы не назвал Рэя Чарльза или Стиви Уандера наивными и простыми — технически то, что они делали, очень даже сложно. В том-то и их ценность: создавать сложные вещи легко и так талантливо, что они становятся доступными широким массам.
Все же Стиви Уандер может, грубо говоря, собрать стадион, а музыка Игоря Стравинского требует подготовки и адресована некой культурной элите.
Да, но, тем не менее все помнят этот кейс, что когда Spotify еще работал в России, и оказалось, что наибольшее количество прослушиваний было у Петра Чайковского. Или «Танец рыцарей» Сергея Прокофьева из «Ромео и Джульетты» — эти аккорды, по-моему, даже все рэперы знают.
Cейчас вспомнилось, что у «Диснея» был мультик «Фантазия» (1940), где один из сегментов сделан под «Весну священную» Стравинского. Массовая культура не так уж далека от элитарной.
Это, кстати, отдельная крутая и интересная тема, что классика становится поп-музыкой. Если подытожить: мне нравится, как сейчас выглядит музыкальная поляна. Чувствуется какое-то движение, есть ощущение некой свободы — люди начинают экспериментировать. Кстати говоря, я пытаюсь все завершить свой фортепианный альбом — на нем просто инструментальная музыка. Я его пишу и надеюсь, что до конца года тоже выпущу. Это совершенно отдельная история, совершенно не похожая на Tesla Boy. Меня это сейчас очень вдохновляет и греет. Слово-то какое — «греет». (Смеется.)
Я чувствую сейчас ренессанс этого жанра. Как будто бы фортепиано в качестве сольного инструмента обрело новое актуальное звучание.
Мне вообще кажется, что, когда уже ни слов, ни сил не хватает описать то, что происходит, на помощь приходят звуки рояля. Именно так я себе это объясняю.
У вас часто были пограничные ситуации, когда вы собирались переехать за рубеж. Не думаете ли об этом сейчас?
Пока не думаю, но и не отрицаю гипотетической возможности в будущем находиться, жить и творить где-то еще. У меня как раз есть мысль доделать свой рояльный альбом уже в Берлине — вот там я какое-то время пожил бы. И в принципе проводить в разных местах — в зависимости от творческих задач.