Давай сегодня поговорим о твоей жизни, карьере, вообще обо всем на свете. И начнем с самого начала. Если я не ошибаюсь, ты родился в Башкортостане, городе Межгорье, потом переехал в Уфу. Сколько лет ты прожил в родном городе?
Буквально все детство, начиная, наверное, с момента как себя помню и до окончания школы. На лето ездил к бабушке в город Белорецк, это недалеко от Межгорья. То есть никуда не выезжал особо, только в ближайшие города. Опять же, в том же Башкортостане мама каждый год возила меня в санаторий «Красноусольск» — я очень долго болел в свое время. Всё. На этом вылазки куда-либо по территории России заканчивались.
Расскажи о своем детстве: чем ты увлекался, чем занимался, кем мечтал стать в будущем?
Знаешь, сложно говорить о каких-то планах на жизнь — их не было. Ходили в школу, зимой бегали по теплотрассе. Межгорье — маленький городок очень, поэтому и компании у нас были небольшие. Мы играли в зомбаков в недостроенных заброшках — у нас были два таких недостроенных дома из плит, в два этажа и три подъезда. Потом, когда чуть-чуть повзрослели, уже просто начали сидеть, обсуждать что-то — как сейчас молодежь сидит в торговых центрах. Мы разговаривали о каких-то своих планах, играли в футбол на коробке. Зимой ее заливали под каток, но мы все равно даже зимой продолжали пинать мяч. Прыгали с гаражей, лазали в огороды — рядом с коробкой, где мы играли, был большой участок, где вся улица Карбышева, на которой я жил, занималась огородничеством. Когда мы случайно выпинывали туда мяч, то, естественно, приходилось идти его забирать: а там и огуречик из теплицы схватил, и клубнички поднарвал. Все как-то по-обычному было: хулиганили, строили штабики… короче, не особо задавались вопросами в духе «кем я хочу стать».
Мне очень нравился футбол, а вот учиться я не любил. Не то что не мог, а именно не любил, потому что у меня есть старший брат, легенда школы, и очень сложно пытаться как-то самореализоваться в том месте, где твой родственник уже заложил определенный фундамент, где от тебя ждут того же самого. И меня клевали-клевали этим, а я всегда был в протесте: «Вы клюете, а я вот специально не буду учиться». И вот так повезло, что к нам в Дом культуры, который был единственный в городе, приехал театральный кружок «Пауза». Они к нам зашли, спросили, кто хотел бы почитать стихи. И руководство отправило к ним всех тех, кто неплохо читал. Мы пришли и поняли, что там вовсе не стихи, а целый детский спектакль — «Приключения Нюрочки-Дурочки» по пьесе молодой писательницы из Москвы, я даже не помню, кто она, уже столько лет прошло (Дарья Шитова. — Прим. SRSLY). И все, вот в этот момент я подумал: «Блин, здорово. Я что-то нашел, и мне это очень даже по душе». То есть я тогда уже понимал, что ничем другим заниматься бы не хотел.
После учебы ты занялся стендапом. Что больше превалировало во время переезда в столицу: выступления со своими монологами или именно актерское мастерство?
Так вышло, что ребята, с которыми я был знаком в Уфе, в принципе занимались юмором всю свою жизнь. И они в свое время начали делать собственное стендап-шоу у нас там. Потому что в то время как раз вышла программа Stand Up на ТНТ, и подобный движ стали делать по всей России. Для меня этот момент был спасательным кругом — возможностью оказаться на сцене в очередной раз. Я всегда хотел приехать в Москву и чего-то добиться как актер, и толчком к этому в первую очередь был, конечно же, стендап. Я съездил, посмотрел на столицу (это был очень клевый экспириенс, кстати) и подумал: «Все, мне надо тут оставаться, однозначно». Но я уже тогда понимал, что не буду заниматься стендапом, это был просто еще один мотив приехать в Москву.Как проходил твой переезд? Были у тебя ощущения «Вот я один в большом городе.» Что ты чувствовал?
Прикол в том, что я с самого начала не чувствовал себя здесь чужим! Я помню, когда приехал в Москву, и помню свое первое место работы — это был ресторан «Чайковский» на Маяковской, рядом с Концертным залом имени Чайковского. И тогда там не было нифига, ни вот этих качелей — абсолютно ничего. Я тогда впервые попал на «Маяковские чтения», они проходили каждое последнее воскресенье месяца: люди собирались у памятника Маяковскому и читали его стихи.
То есть я сразу как будто понял, что вот он — мой город. Мой. Других вариантов быть не может.
Ты начинал с массовок. Причем в первый раз я тебя увидел и запомнил именно в сериале «Универ». Но потом ты ушел работать в Lamoda, что ты там вообще делал?
Я выдавал вещи на пункте выдачи заказов. Когда я приехал в Москву из Уфы, даже не знал, что такое кино, что такое камеры, что такое поставить свет. Это потому что никто кино в Уфе не снимает от слова совсем. И когда я приехал, то подошел к вопросу очень щепетильно: пошел как раз таки в массовку «Универа» — понять, как работает кино, чтобы не выглядеть олухом. А там же снимали просто постоянно, и я решил: «Буду ходить».
Раньше не было такого, как сейчас: массовка получает полторы тысячи рублей, иногда по две, у них какие-то права появились, обеды им почему-то выдают, с чего-то вдруг. Я помню себя: приехал к Подъемной, 12, и просто 12 часов на ногах. У тебя есть чай черный в пакетиках, этот «Майский», либо «Принцесса Нури» какая-нибудь… И я смотрю на этих ребят теперь и думаю: «Нифига вы обнаглели». У нас если тебе что-то не нравилось — иди, гуляй, у нас таких как ты много.
Ну, типа режиссер отвлекался на мою внешность, и все. Потом долгий-долгий период разных работ, так я попал в Lamoda. Слушай, меня долго никуда не брали почему-то, я не понимаю почему. В результате взяли в Lamoda, я там отстажировался и стал работать на пункте выдачи заказов в Хамовниках. У них есть пункт выдачи в таком элитном районе, и меня туда засунули. И первое время было очень даже неплохо, но потом начались изменения, зарплата стала считаться с процентом выкупа, и так далее, так далее. В общем, становилось все хуже и хуже, а контроль все больше и больше. Я там оказался только потому, что никто не брал меня на работу. Как-то мне не везло с этим, ну вот не получалось.
Ну, такая муторная работа, я бы сказал автоматическая. А вот вообще, это в какой-нибудь плюс в дальнейшей жизни пошло? Может, чему-нибудь научило?
Слушай, на самом деле огромный плюс и кайф этой работы был как раз таки в общении с живыми людьми. А те, кто приходит за заказами постоянно, потому что жили там, в Хамовниках — с ними в каком-то определенном коннекте даже был. Они приходили, я с ними начинал разговаривать, шутил, если мне нравились какие-то девушки, я придуривался, разыгрывал какие-нибудь смешные этюды для них. Ну то есть, пытался как-то разбавить эту огромную суету, дрянь, происходившую в моей жизни, с которой приходилось мириться.
Это на самом деле отличает сильного человека от слабого, потому что, согласись, сильный в любой момент, даже в такой плачевной ситуации, будет искать плюсы. И после этого застоя в Lamoda что было дальше? Какая роль у тебя была?
Я работал в Lamoda и ходил на кастинги в свои выходные, продолжал это делать постоянно, но везде получал отказы, либо мне не перезванивали. Обычная стабильная ситуация, когда ты реально ждешь и проверяешь почту просто каждый час: письма, сообщения, телефон. Ничего такого не происходило. Я жил буквально на десять тысяч рублей в месяц, у меня было очень много долгов банкам, коллекторы звонили постоянно, с разных номеров. И в какой-то момент мне стал звонить один номер, звонил-звонил, звонил-звонил — я подумал, что это очередные коллекторы, и заблокировал его, но он умудрился как-то написать мне в WhatsApp. И вот после работы я курю сигарету в подъезде, и мне приходит это сообщение: «Привет, меня зовут Саша Корытов, я кастинг-директор, вот у нас сейчас запускается проект "Трудные люди", — на тот момент он так назывался, — надо прислать самопробу».
Мне к тому же предложили повышение в Lamoda, я такой: «Пойду в офис, буду работать как обычный человек, жить жизнь, пытаться радоваться каким-то мелочам». Я уже устал от постоянных отказов, что меня никуда не берут. Даже в массовку не брали, а мне 26-27 лет, и я уже считал, что это конец. Если есть дно — вот я там, а снизу еще стучат.
Но вот появляется Саша Корытов, просит прислать самопробу. Я сначала ничего не понял, но подумал: «Фиг с ним, пришлю». Мама меня еще очень сильно уговаривала: «Вов, ну запиши, ну ладно, последний раз. Не возьмут — ну и не нужно это актерство тогда, ну запиши». И я на следующий день записываю, в ужасном состоянии: встаю с утра с супернедовольным лицом, непобритый, голову не помыл, опухший. А мне еще такую сцену прислали — там надо с парой, а у меня партнера-то и нет, потому что никого в Москве: ни друзей, ни знакомых. И я записывал, просто говоря свой текст и потом делая паузу, как будто слушая, что мне кто-то говорит. Отправил — через полчаса приходит сообщение: «Я вас поздравляю, вас утвердили».
Я подумал, что это эпизод, и спросил, сколько дней продлится проект. У меня был график в Lamoda 2/2 — надо понимать, может, придется поменяться сменами. А мне отвечают: «Ты Платон, один из главных героев, у тебя 19 съемочных дней». Мы начинаем разговаривать про гонорар: «Мы всем "подросткам" 30 тысяч рублей платим за съемочный день». А я в Lamoda в месяц зарабатываю 55! На следующий день, когда роль утвердилась, я на смену пришел просто в таком настроении… открыл дверь с ноги и написал заявление об увольнении сразу. Они там говорили: «Ты должен отработать две недели, иначе мы тебе не заплатим». Я отвечаю:
И вот тогда было, наверное, какое-то максимальное счастье для меня, потому что за те пять лет отказов я думал, что потратил уже все силы, всю энергию на то, чтобы стать тем, кем хочу стать. И если бы не это утверждение, я бы уже не смог, наверное, идти дальше и бороться.
Слушай, это прямо такая… фееричная история, на самом деле. В кино это называется deus ex machina (внезапная развязка, чудесное решение проблемы с помощью чего-то или кого-то, ранее не фигурировавшего в повествовании, термин берет начало из античного театра. — Прим. SRSLY), я не думал, что в реальной жизни такое может быть, но это круто! А вот еще ты сказал, что тебя мама уговаривала записать этот пробник. Как мама относилась к тому, кем ты хочешь стать? Потому что у многих, я знаю, родители говорят наоборот: «Куда ты пойдешь? Найди нормальную работу, зачем тебе это актерство». А как у тебя было?
Не знаю, мама единственная из всей семьи, кто в меня верил. Да, она, безусловно, говорила: «Найди работу, иди работай». Всегда поддерживала меня: какую-то денежку маленькую давала, спрашивала что там, как там. Иногда ругалась со мной, потому что, понятное дело, терпение не железное — сын уже взрослый. Но при всем при этом я не слышал от нее: «Нафиг это актерство надо». Она всегда говорила: «Не сдавайся». Единственное, что меня спасало, и причина, по которой я те пробы записал — я увидел в глазах мамы последнюю надежду в тот момент, когда уже сам решил, что не хочу. Вот эта искра надежды, которая была у меня до этого, у мамы уже тоже угасала. Она единственный человек, наверное, из-за которого я не сдался. До конца в меня верила, и ее вера оправдалась.
Мы подошли к «Трудным подросткам». Вот как ты можешь описать Платона?
Он добрый, улыбчивый, постоянно шутит, подкалывает, нападает первым (в плане шуток), чтобы защищаться. Лучшая защита — это нападение, и он это делает только потому, что остался один. Вот у него, мне кажется, самая грустная история из всех «подростков», потому что это история предательства: его мама ушла жить к богатому отчиму, оставив Платона бабушке — тем самым она предала и его, и бабушку тоже. В первом сезоне это не показывали, потому что Платон был достаточно связующим персонажем, но вместе с этим — сквозным. С каждым сезоном он становится все больше, главнее — сюжетообразующим персонажем в сериале.
Его предали, поэтому он, наверное, обижается на жизнь и творит всякую ерунду. Но именно поэтому он и очень хорошо умеет дружить. Он защищает Дрочера, он готов лезть на амбразуру, если это потребуется ради друзей, потому что для себя решил, что если его предали, то он не предаст никого. И вот эта компания подростков — его семья. Он очень любящий, сильно переживает о бабушке, хотя тоже подкалывает иногда — говорит, что она «тоже не фонтан, раз тут со мной осталась».
Мне, на самом деле, безумно нравится, как именно Платон раскрывается, становится более глубоким персонажем. И это во многом благодаря тебе, тому, как ты понял персонажа, как его проработал. Как ты сам можешь свою личность соотнести с личностью Платона? Насколько вы похожи?
Наверное, из-за того, что сезонов было достаточно, и я очень долго с Платоном вместе, то не могу даже уже разделять его с собой. То есть это, наверняка, по большей части я. Изначально я этого не осознавал. Когда его проработал — потом, по прошествии времени, сезонов, я начал понимать: то, что я вкладывал в него — это, оказывается, было и во мне. Я очень часто поступаю также. Я очень много подкалываю. В детстве меня часто гнобили за мою внешность, за худобу, за большие уши, и я тогда научился быстрее нападать, чтобы пресекать это. И обшучивал свои уши и все-все остальное сам, быстрее своих соперников, знакомых, тем самым обезоруживая их.
А когда у Платона появилась любовь, я почувствовал, что должен внести в эту линию именно то, как я сам видел любовь. Где-то робкий, где-то вроде пацан, но при этом очень мягкий наедине с девушкой. Он очень ей дорожит, очень переживает, не хочет перед ней опозорится, из-за этого творит всякую ерунду, хотя сказать правду было бы проще. Но единственное — наверное, я, в отличие от Платона, говорю правду, а он все-таки старается юлить.
Мы остановились на Платоне и говорили уже о его любовной линии. Вообще, тема трудных подростков у нас в стране раньше никак не репрезентировалась, и сериал стал каким-то откровением. В том числе из-за того, что в нем очень много постельных сцен. И у тебя они тоже есть. Насколько я понимаю, это твой первый подобный опыт?
Это был первый опыт для меня. С моей партнершей, Дашей Алыповой, мы как-то сразу нашли коннект. И поэтому участие в постельных сценах было для меня, наверное, даже приятным. Ну, то есть спокойным абсолютно. Мы это делали на каком-то супердружеском вайбе, смеялись, шутили, и вполне было все суперкайф, правда.
Ну то есть, комфортно это все проходило.
Вообще. Я понял, что для меня суперважно в постельных сценах именно с партнершей, с актрисой выстроить дружеские отношения. Потому что девушки-актрисы часто очень сильно зажимаются, очень нервничают, переживают, но у нас с Дашкой вообще не было такого. Я всегда ее поддерживал, всегда был открыт к диалогу, всегда говорил о том, что все нормально, шутил над ней, она надо мной шутила. Когда на площадке были лишние люди, которых она смущалась, я брал на себя ответственность, всегда просил выходить, и говорил: «Ну, Даша смущается. Останьтесь, пожалуйста, только оператор и звук, все».
Я насколько знаю, такие сцены снимаются обычно уже в конце графика, когда все ближе познакомились, или у вас как-то по-другому было? В плане хронологического порядка.
Нет, на самом деле, это тоже было под конец проекта, но постельные сцены у меня появились только в этом сезоне. Во время постельных сцен третьего сезона уже не важно было, куда их ставить, потому что мы с Дашкой уже отработали второй сезон от и до, мы уже знали друг друга, привыкли друг к другу. За время отсутствия на съемочной площадке, мы даже успели соскучится, поэтому для нас это было таким: «Ух, полетели, погнали!». То есть для нас это было наоборот каким-то таким весельем.
Я еще понял, что Платон, на самом деле, почти единственный персонаж, который занимался сексом по любви. В этом еще один его плюс.
А это была моя просьба, опять же, к режиссерам и сценаристам. Потому что я понял, что Платон — тот человек, который может это сделать только по любви, он не будет просто так. Поэтому во втором сезоне секса как такового не случилось. Из-за этого мы его растянули в третьем и показали, какой Платон смущенный, хотя он и бравирует: «Да я вообще телок туда-сюда!», а сам очень сильно переживает за то, каким будет первый раз.
Это суперкруто. И твое вовлечение в сценарный процесс — это тоже огонь. Что будет с Платоном? Насколько я понимаю, этот сезон будет уже в 23-ем году, да?
Да-да-да.
И вы уже приступили к съемкам? Сценарий получили?
Еще нет. Мы только встречались, разговаривали. Общую история, понятное дело, я знаю. Платон продолжит все так же любить и быть любимым. И все так же будет продолжать защищать своих ребят из центра трудных подростков. Это то, что у него осталось, то, чего у него не отнять. Что там будет дальше я пока даже сам не знаю, правда.
Я в вас очень верю, потому что ваша любовная линия — она, по-моему, пока единственная такая стабильная, и вот хочется, чтобы у вас все было правда хорошо.
Я сам на это надеюсь и очень сильно прошу сценаристов, чтобы было именно так. Потому что Платон и его любовь с Варей — тот пример чистой любви у молодежи. Вот этой первой чистой любви.
Вопрос уже не совсем про Платона, но отчасти тоже его касается. Понятно, что Платон такой немножечко… условно гоповатый, и в «Универе» ты играл гопника. Я вот сейчас с тобой пообщался, и ты вообще не такой в жизни. У тебя есть желание дальше уже выйти из этого амплуа и сыграть какого-нибудь лиричного героя?
Конечно! Есть огромное желание, но одного желания мало. К сожалению, кастинг-директора и продюсеры в нашей стране не видят мое лицо как человека, который может быть романтичным. Все дело в лице. Им абсолютно наплевать на мою глубину, и есть ли она вообще. Они видят лицо, они видят лысую голову, и сразу думают: «Это человек — гопник, это человек, который может у тебя что-то отжать». Хотя это абсолютно не так. Да, я родился с такой внешностью, ничего не могу поделать. Если бы это зависело от меня, я бы сказал: «Ребят, давайте-ка я буду выбирать такие роли». Конечно, я хочу открыться и показать себя совсем с другой стороны. Надеюсь, этот шанс мне предоставят и увидят во мне что-то другое, нежели гоповатого парня.
Ну вот да, у нас же в стране почему-то такая культура фактуры. Я надеюсь, что в пятом сезоне раскроется лиричная черта Платона, и потом уже все будет хорошо, потому что считаю, что у тебя достаточно фактурная и харизматичная внешность.
Тут еще прикол в том, что многие из индустрии даже не смотрели «Трудные подростки». Да, они много слышали. Но не смотрели, не видели, каким я сделал Платона, какую лирическую историю придал его персонажу, поэтому не могут сполна оценить.
Если смотреть четвертый сезон — Платон с пацанами из Центра разговаривает так: «Че ты, че ты блин, Дрочер». А с Варей: «Варь, ну, давай, конечно. Если ты хочешь — пойдем. Да, ты только скажи». То есть я специально это сделал, дабы показать, насколько он с ней другой. Он же даже меняется в тембре голоса, начинает с ней выражаться по-другому. Изначально сценаристы писали так, что он с ней общается с точки зрения гопника. Но я всегда добавлял какие-то свои фразы, как-то все подтачивал аккуратненько, как бриллиантик: чтобы он ей не грубил, чтобы он с ней был нежен. И видно, что она им управляет, а он с удовольствием соглашается. И я очень много работал над этим: со второго сезона, я начал понимать, что эта линия будет развиваться, и мне надо что-то придумывать. Поэтому, да, Платон, на самом деле, тоже лирический герой.А много вообще было на площадке импровизации? Потому что когда смотришь ваши разгоны шуток, нет ощущения, что это все прописанный сценарий. Например, шутка про ФИО и паспорт в сцене в тату-салоне.
Там была канва, которая была написана сценаристами, а мы там уже сами разгоняли эту историю. У нас, на самом деле, сценаристы и креативные продюсеры очень сильны в плане юмора, очень тонко чувствуют этот молодежный сленг и шутки. Алеша Воробьев, Катя Матвиенко — они все очень точно попадают в аудиторию, в тот возраст людей, которые смотрят этот сериал. А первые три сезона нашим полководцем в плане юмора и вообще всего-всего был, конечно же, Рустам Ильясов (режиссер 1-3 сезонов «Трудных подростков». — Прим. SRSLY). Человеку сейчас почти 50 лет, а он так понимает молодежь, как она мыслит. И для меня, конечно, Рустам Ильясов — определенный феномен, я не понимаю, как он это делает.
И на площадке у нас есть много ребят, которые прекрасно шутят. Никита Волков, например, исполнитель роли Ковалева — он очень силен в юморе и часто подкидывает какие-то интересные истории, идеи для поворота шуток, сцен. Тимофей Елецкий (в сериале играет Дрочера. — Прим. SRSLY) — он тоже хорошо разбирается, копается в сценарии и в своем персонаже. Не зря хедлайнерами четвертого сезона были Платон и Дрочер. Многие критики, медиа говорят о том, что четвертый сезон выдался удачным только благодаря нам.
Вот, кстати, про это я тоже хочу спросить: какой вообще был первый фидбэк о твоем персонаже? Что зрители тогда говорили о Платоне и что говорят сейчас?
В первом сезоне почти ничего. Ну, сначала о нем говорили, понятное дело: «Барыга-барыга-барыга». А потом, начиная со второго сезона, когда там выясняется, что есть проблема с мамой — фидбэк резко поменялся, все перевернулось. Я очень сильно стал ощущать поддержку фанатской базы. Инстаграм*, тикток у меня взлетели буквально за две недели. У «Трудных подростков» на официальной страничке в инстаграме* где-то 200 тысяч подписчиков. Это огромная популярность, и мы ее не теряем на протяжении пяти лет, она все растет-растет, потому что мы приобретаем все новую, более взрослую аудиторию. У меня нет точных цифр, но, кажется, по версии «Кинопоиска» в прошлом году мы были месте на 12-м по их новому индексу за год среди всех мировых сериалов. И вошли в топ-3 в России. А это четвертый сезон, не первый и не второй. Это о многом говорит. И я еще привык ориентироваться на людей, которые подходят ко мне или фоткаются, или просто благодарят. Сейчас подходят взрослые: за 30, за 40. Уже совсем другая аудитория.
У тебя в этом году юбилей — 30 лет. Ты играешь подростка, и мой вопрос даже не про персонажа, а про то, чувствуешь ли ты в себе некого подростка, и вообще — как важно это ощущать?
Для меня очень важный ориентир — тот самый Ильясов, который безумно чувствует зумерскую аудиторию, безумно. Конечно, ощущать в себе ребенка — это важно. Мне кажется, это ребячество не должно никуда деваться. У детей есть такая штука, как любопытство. И когда становишься старше, оно пропадает. Я вот стараюсь его максимально надолго сохранить, максимально надолго. Потому что благодаря любопытству ты узнаешь новое. А с возрастом очень сильное давление обязательств каких-то заставляет тебя как будто думать немного по-другому: только о том, как решить свои проблемки, как съездить в отпуск, найти денежку, что-то еще… и от этого, мне кажется, мозг начинает работать, не потребляя новую информацию. И мне вот, например, так не хочется. И я вот боюсь стать человеком, которому не интересна жизнь, который не может радоваться каким-то обычным маленьким вещам и не хочет интересоваться чем-то новым.
В сериале очень много обсценной лексики, которая, с одной стороны, к месту, а с другой — может вызвать культурный шок. Как ты относишься к мату в кино?
О@#$нно.
(Смеется.) Лучше бы и не ответил.
А странно, что к нему относится плохо — это же часть жизни. Я вот сейчас не хожу, например, в людные места, не ем в McDonald’s («Вкусно и точка»!!. — Прим. SRSLY), потому что я не могу уже там поесть, — если я туда захожу, начинается фотосессия, а не еда. Я не хочу в торговые центры, а если хожу, то в капюшоне, кепке — я максимально пытаюсь скрываться, потому что невозможно иначе. Но я все равно слышу, как разговаривает молодежь. Нравится ли мне? Нет. Но это правда жизни: молодежь сейчас общается между собой куда хуже, чем некоторые взрослые, мат-перемат. Такова жизнь. Но это не говорит о том, что этот ребенок, который материться — плохой. Как мне кажется. Я слушал, извини меня, «Мальчишник», «Многоточие», «Король и Шут», «Сектор Газа» — «Частушки», но при всем при этом ничто не помешало мне через пару лет начать читать «Ревизор» или «Мертвые души».
И мы же все-таки говорим о жанровости. Мы снимаем про подростков, а подростки так и разговаривают. Вот и все. И вот эти комментарии от людей, которым не нравится мат в сериале — чистый снобизм. Снобом мне бы быть не хотелось.
Смотри, ты сказал, что учился в академии и не можешь считать это суперпериодом в жизни, но тем не менее. Как ты считаешь, насколько вообще важно для актера профессиональное образование, или это как раз таки то, что познается практикой?
Важно. Ну, вот мне кажется, что это очень важно. Есть и хорошие курсы: шестимесячные, трехмесячные, где тебя максимально бросают в пекло, и ты изучаешь там производство, и при всем при этом затрагиваешь театр. Та же Бортич, которую позвали сниматься после них. Ну, короче, мне кажется, это очень важно. Учиться на курсах, постоянно куда-то ходить, как-то развиваться. Есть очень много разных прикольных вещей, курсы по Чехову, например. Я считаю, что все равно какая-то определенная база должна быть, но если мы говорим о кино, то, конечно, важнее иметь больше практики. Огромное количество практики.
Спасибо, я думаю, что можем уже заканчивать. Какую главную большую мысль ты бы хотел передать своим фанатам?
Жить с открытым сердцем, отдавать и принимать любовь.