Как объяснить человеку, который далек от «визуальных медиа», что такое BMI и BMI Awards? Если я все правильно понимаю, то BMI — это организация, которая защищает права американских композиторов, авторов текстов песен и так далее. Так?
Да, это одна из самых крупных в мире performing rights organisations. Она защищает права примерно миллиона авторов — композиторов, сонграйтеров и музыкальных издательств. BMI собирает по всему миру авторские отчисления за использование той или иной музыки. Раз в год BMI устраивает церемонию — чествование авторов. Это довольно светское, гламурное мероприятие с красной дорожкой, нарядами, ужином — в общем, такой небольшой «Оскар». Церемония — своего рода подведение итогов года. Награждают тех, кто в течение этого года как-то отличился, например, получил большое количество премий или их фильмы собрали самую большую кассу. Премия BMI — показатель статуса, ты как бы квалифицируешься в высшую профессиональную лигу. Я получила эту премию в категории «Полнометражный фильм», что, конечно, очень престижно. Самой церемонии, как вы понимаете, в этом году не было из-за пандемии, и все уже даже как-то забыли, что BMI должна что-то вручать. И вот просыпаюсь утром и вижу на своем e-mail поздравления. Я, конечно, обалдела. Особенно, когда посмотрела, кто еще в этой категории получил призы — Джон Уильямс, Дэнни Эльфман, Александр Деспла — в общем, корифеи. И еще десяток призов вручили, условно говоря, молодым.
Вы являетесь членом BMI как композитор?
Иначе я не получила бы награду! BMI — не единственная такая организация, в США их четыре. Любой композитор, который хочет зарабатывать деньги, в какой-то момент должен вступить в такую организацию — самому никак невозможно отследить, где использовалась твоя музыка, сколько можно получить денег от кино, телетрансляций, цифровых платформ.
Правильно ли я понимаю, что интересы российских композиторов обычно защищает РАО?
В РАО я тоже состою, оно отслеживает мои российские проекты. Это вполне нормально — состоять в нескольких таких организациях. Только РАО не проводят такие церемонии.
Как вы попали в фильм «Страшные истории для рассказа в темноте»? Это произошло с подачи вашего соавтора Марко Белтрами?
«Страшные истории для рассказа в темноте» — моя первая картина для большой студии в Голливуде. Я очень благодарна Марко Белтрами. Он фактически дал мне путевку в жизнь. В 2012 году я училась в университете Южной Калифорнии на факультете кинокомпозиции. Для нас устраивали мастер-классы известных композиторов. К нам приходили, например, Джеймс Ньютон Ховард, Дэнни Эльфман, и вот однажды пришел Марко Белтрами. Он дал нам задание — написать музыку к сцене в фильме. И потом мы обсуждали то, что получилось. Моя работа понравилась ему больше других, он, в общем, как-то меня отдельно отметил. Прошел год, и однажды я случайно столкнулась с ним на парковке и даже не была уверена, узнает ли он меня, но поздоровалась, а он говорит: «Я тебя помню, Анна. Как поживаешь, что делаешь?» Я говорю: «Да как-то особо ничего, я только еще окончила университет». И он: «У меня будет один проект, я тебя позову!» Я, конечно, большого значения этому не придала, ну, small talk на парковке… Уехала в Москву, и однажды сижу на Новый год на кухне, что-то ем, и вдруг приходит e-mail от Марко: «Ты где? У тебя на телефоне автоответчик срабатывает. Мы-то уже фильм начинаем». Я, как ошпаренная, покупаю первый попавшийся билет в Лос-Анджелес. И мы начали работать над проектом «1864». Это был датский сериал, он вышел в 2014 году. В некотором смысле я была подмастерье, в основных титрах меня не было, только в конце, в «братской могиле». Это нормально, с этого начинают многие композиторы в Голливуде. Я в таком качестве работала с Марко на протяжении нескольких лет и параллельно делала свои проекты в России, в том числе очень большие, такие, как «Красные браслеты», «Оптимисты», «Большой», «Садовое кольцо», «Звезда», «Одесса». И вот однажды снова звонит Марко и сообщает, что у него был разговор с Гильермо дель Торо — ему нужна музыка для фильма Scary Stories to Tell in the Dark, который он продюсирует. Времени у Марко на этот фильм не было, но и дель Торо он отказывать не хотел. И мы договорились, что я пишу музыку, и если она нравится дель Торо, то мы с Марко появимся в титрах вместе. Это была невероятная удача.
«Страшные истории для рассказа в темноте» — продукция CBS. В чем отличие работы с таким гигантом от работы в российском кино и от работы в независимом кино?
Я не считаю, что есть какое-то принципиальное отличие работы в Америке от работы в России или работы для больших студий от авторского кино. С самых первых моих опытов, которые относятся к фильмам моего отца Сергея Соловьева «О любви», «Анна Каренина», «2-АССА-2» и «Одноклассники», я поняла, что это магический процесс. Два автора, композитор и режиссер, обсуждают такой метафизический предмет, как музыка, причем один из них знает, как говорить про музыку, а другой профессиональным языком часто не владеет, но пытается выразить мысль при помощи тех образов и чувств, что он видит в своей истории. Это относится ко всем режиссерам, с которыми я работала в России. Валерий Тодоровский, Анна Меликян, Алексей Попогребский, Алексей Смирнов — это все большие художники, и с каждым из них выстраивались уникальные личные отношения. В Америке то же самое. Важна личная химия в отношениях с режиссером. «Страшные истории для рассказа в темноте» — большое студийное кино, но и здесь у меня работали те же механизмы, что и, скажем, в авторском кино в России. Все строилось на моих отношениях с Андре Овредалом, режиссером фильма. И они, слава богу, сложились прекрасно.
Вы знакомы с Гильермо дель Торо?
Да, мы общались несколько раз. Он выдающийся художник и продюсер, конечно. Его понимание того, какой должен быть монтаж, что нужно делать с визуальными эффектами и так далее, абсолютно завораживает. Мы с Марко были на просмотре самой первой режиссерской сборки фильма. Для меня это уже было готовое, отточенное кино. Гильермо дель Торо после просмотра сделал режиссеру несколько комплиментов, а потом по секундам рассказал, где и что нужно исправить: этот план вырезать, эту реплику переозвучить, здесь спецэффект заменить... И я поняла, что он был абсолютно прав. Я сидела и слушала его с открытым ртом. При этом я должна сказать, что в вопросах музыки у нас с режиссером Андре Овредалом была полная свобода.
Фильм оказался сверхприбыльным, окупился четырежды. Это как-то сказалось на вашем гонораре?
Нет, он был фиксированным, процент от кассы получают только такие гиганты, как Ханс Циммер или Алан Сильвестри. Но эта картина, конечно, открыла передо мной новые горизонты. У меня появился очень крутой агент. Уже есть решение о съемках сиквела — может быть, и меня позовут. То, что фильм получается, я почувствовала еще на просмотрах для фокус-групп (это обычная практика для больших кинокомпаний перед выпуском фильма в прокат). Я видела, как компания прислушивается к реакции аудитории и готова сразу идти что-то перемонтировать, доснимать, вкладывать дополнительные деньги. Ближе к концу постпродакшна были сложные моменты, даже казалось, что сейчас все развалится. Здесь создателям фильма нужны, конечно, железные нервы. Но все в итоге получилось.
Вы — первый российский композитор, получивший эту награду?
Не могу точно сказать, но в этом году — точно не единственный. Мы получили эту награду одновременно с композитором Соней Белоусовой, только ее наградили в другой категории — за сериал «Романовы». Интересно, что в моей категории «Полнометражный фильм» награждены всего две женщины — Хильдур Гуднадоуттир, которая написала музыку к «Джокеру», и я. Вы знаете, что еще интересно? Как вам, наверное, известно, я в этом году получила «Золотого орла» за фильм «Одесса». Так вот, я — первая женщина, которую наградили за музыку к кино какой-либо российской кинематографической премией. Не то чтобы меня так уж волновал вопрос гендерного равенства в кино, но это, на мой взгляд, важный момент.
Судя по данным IMDB, у вас минимум пять фильмов в этом году выйдут. Как вообще возможна такая производительность труда?
Да, так в жизни и бывает, то густо, то пусто. Я в данный момент работаю как композитор на четырех картинах, и на всех четырех — одна. Это еще что. Однажды у меня было шесть картин одновременно. Заканчиваю музыку ко второму сезону «Оптимистов», плюс еще сериал «Бомба» режиссера Игоря Копылова, трилогия Fear Street для студии Fox и еще один независимый фильм. Я работаю в студии, в подвале дома, который мы снимаем в Лос-Анджелесе. Заканчиваю сцену, отправляю режиссеру, он пишет свои комментарии, и так продвигаюсь от одного проекта к другому. В условиях пандемии все это особенно «интересно». Как записывать оркестр во время самоизоляции? Куда девать детей, когда не работают ни школы, ни детские сады? Но надеюсь, что все эти проекты я как-то завершу и мне не будет стыдно за свою работу. Выдохну и вернусь к собственным концертным произведениям и сольному альбому, о которых всегда думаю и мечтаю.