Расскажите в двух словах, что это за проект.
Идея появилась еще в 2021 году. Мы тогда выпустили полнометражный неигровой фильм «Дальний план». Он о том, как кино меняет людей. С 2014 года в России работает программа кинофикации малых городов и сел. Так, например, посреди небольшого села вдруг появляется современный 3D-кинотеатр. И так получилось, что на премьере «Дальнего плана» оказались представители Фонда Тимченко. У Фонда была идея снять фильм про тех, которые меняет мир вокруг себя. И в качестве героев были предложены люди, в разное время получившие от Фонда поддержку. Поначалу это было похоже на имиджевый проект, но в процессе обсуждения он превратился в кинематографический. Мы выбирали из большого списка героев со всей России, которых получают поддержку Фонда на свои проекты, и уже из них выделили пять — наиболее ярких, самобытных пассионариев, которые меняют мир вокруг себя вопреки обстоятельствам. Честно говоря, это был творческий эксперимент. Но в итоге получился альманах из пяти историй про людей, которые здесь и сейчас меняют мир вокруг себя.
А что это за люди?
Например, в Удмуртии есть село, которое окружено кольцом вымерших деревень. То есть, где-то остался один житель, где-то трое, где-то никого. Но в этом селе все по-другому. Почему? Потому что там есть один человек, который увлекается шахматами. И он загорелся идеей превратить это село в шахматную столицу: устроил там сначала районные соревнования, потом областные, дальше он получил поддержку и каким-то хитрым образом перетащил в Удмуртию всероссийские соревнования. Туда приезжает губернатор, туда начинают тянуть дороги, там строится инфраструктура, приезжают шахматисты со всей России…
Нью-Васюки.
Да, там теперь реальный шахматный центр. Даже международные турниры проходят. А все потому, что когда-то одному обычному сельскому мужику очень захотелось. Кто-то возродил у себя в городке стеклянное производство, а кто-то стал устраивать медвежьи игрища, посмотреть на которые съезжаются толпы туристов.
А как долго снимали?
Не так долго, три месяца. Для документального кино, которое иногда снимается годами, это очень немного.
Были какие-то персонажи, которых вам очень хотелось снять, но по каким-то причинам не вышло?
Был человек, который построил хоккейную коробку, и она стала центром притяжения. Но это зимняя история, а мы снимали, к сожалению, летом.
А насколько рентабельно вообще снимать документальное кино? Мне кажется, сейчас и художественное не очень…
Конечно, это довольно узкая аудитория. Документальное кино смотрит может один процент людей — тут, конечно, конкурировать с художественными фильмами невозможно. Лет десять назад ситуация была критической — не было понятно, что происходит с прокатом и реализацией снятых фильмов. Потом, с подачи западных стриминговых платформ, где документальные сериалы по рейтингу иногда идут вровень с художественными, стало лучше. Наши платформы тоже обратили на это внимание. Растет количество кинофестивалей и клубных площадок. Появились организации вроде Института развития интернета, которые поддерживают документальные проекты. То есть, если затрагивается тема, которая важна для государства, мы получаем поддержку. Это не госзаказ. Авторы сами разрабатывают идею, проект, сценарий — это изначально исключительно режиссерская творческая инициатива. Однако, если наши творческие интересы совпадают и сам проект оказывается качественным, он, как правило, получает господдержку. Кроме того, сейчас обсуждается выпуск какого-то количества документальных фильмов в прокат.
Я слышал, что сейчас кинокомпании просят актеров подписать дополнительное соглашение, по которому они обязуются не делать провокационных заявлений. У вас с этим не было проблем?
Да, я читал об этом. Но мы-то снимаем фильмы о простых людях. Вот сейчас делаем проект о сельских Кулибиных. Человек в гараже делает какие-то фантастические штуки — например, он создал робота, в которого поселил сознание своего умершего дедушки. Мы видим явление «народной науки», которая живет на живом человеческом энтузиазме в сельских гаражах, а не только в столичных университетах и инновационных центрах.
У вас большая съемочная группа?
Стандартно 5−6 человек, но к моменту старта проекта она разрастается. Зима — время творческого затишья и сценарной работы, а лето — съемочный сезон.
Какой следующий проект?
Будем делать историю про этноблогеров. Сейчас же, на волне цифровизации всей страны, сотовые вышки появляются в самых удаленных местах страны. Подчас, посереди тайги, тундры, в горах и степях, где живут коренные народы. И вот, например, хант-оленевод берет смартфон, начинает снимать свою жизнь и вдруг обретает популярность в Сети, подчас становится миллионником. Это новые герои и новые хранители и трансляторы национальных традиций — этноблогеры. Короче, расскажем о том, как сотовая связь и новые технологии на наших глазах меняют жизнь коренных народов России.
А у «Людей дела», кстати, сколько просмотров?
До выхода на PREMIER было 20 миллионов в Сети. Ну и вообще у него достаточно хорошая фестивальная история, в том числе награда «Сталкера».
Если представить, что у вас есть неограниченный бюджет и доступ к любым персонажам — про кого бы вы сняли фильм?
Я бы все равно снимал про простых людей. Всегда интереснее делать фильм про человека, который способен не чувствовать камеру, не замечать ее, жить своей жизнью. Или вообще не знает, что такое видеокамера. Честность и искренность в кадре для меня самое главное. С медийными персонажами подчас намного сложнее добиться искренности.