«Шазам! Ярость богов» (Shazam! Fury of the Gods)
Дочери поверженного Атланта Геспера и Калипсо (Хелен Миррен и Люси Лью) беспрепятственно (экскурсовод принимает их за античных косплееров) подбираются к разломанному пополам волшебному посоху, выставленному в афинском музее. Превратив посетителей в терракотовую экспозицию, обиженные наследницы титана соединяют части артефакта при помощи плененного мага (Джимон Хонсу) и подумывают лишить супергеройской силы 17-летнего Билли Бэтсона (Эшер Энджел) — при выкрике «Шазам» тот становится комикующим кидалтом-культуристом в трико (Закари Ливай) — вместе со всей его приемной родней.
Сиквел, который по ощущениям должен был бы быть минимум триквелом: из-за производственной пробуксовки дети выросли, а участники семейного подряда по спасению мира — в кульминации первого фильма юноша щедро поделился магическими скилами с братьями/сестрами — успели друг друга утомить. Вариации на тему «Большого» с Томом Хэнксом уже не разыграешь, дистанция между несдержанным инфантилом-Шазамом (с повадками четырнадцатилетки) и застенчиво-рефлексирующим юношей Билли очевидна настолько, что, по-хорошему, остаться должен только один. И сколько ни сочиняй красивых толкований о том, что ряженый великовозрастный дурачок — аватар вытесняемого пубертата, а любой культ сверхлюдей (Бэтсон тащится по Лиге справедливости) — этакая бэт-пещера, укрытие для всех (от мала до велика), кто лелеет в себе ребенка, «Ярость Богов» не станет хитрее и умнее, как не получится культуролога из семиклассника, прочитавшего собрание сочинений Славоя Жижека.
Второй «Шазам» — все тот же младший брат лучшего друга, который вечно таскается за вами хвостом. Раздражающе навязчивый, если силится казаться старше. Обаятельный и незлобный, когда перестает заискивающе красоваться. Поп-культурный мэшап соответствует кругозору нервозного подростка. Соломона путают с Саруманом. Шутки про «Форсаж» и «Игру престолов» соседствуют с неймдроппингом из античной мифологии (приблизительное понимание которой намекает на прочитанного «Перси Джексона», а не Кунца). Силовой купол, накрывший Филадельфию, подсмотрен у «Симпсонов в кино». Обвал местного подвесного моста перекочевал прямиком из пролога пятого «Пункта назначения». Что же у «Шазама» своего? Мотивационно-сближающие речи о семейных ценностях да заразительно идиотничающий Ливай.
По истечении первого часа щекочущему чувству стыда, которое вызывает фильм Сандберга, легко сдаться. Хелен Миррен практикует приемы MMA (!) и невозмутимо произносит даже самую безнадежную чушь о драконах и древе жизни. Люси Лью с нескрываемым удовольствием играет тефлоновую стерву. Шазам грезит о свидании с Чудо-женщиной — камео, которого ждешь не меньше появления залетного Кавилла в безнадежном «Черном Адаме». Младшая сестра Бэтсона подкармливает единорогов Skittles, приговаривая: «Попробуй радугу». Синдром самозванца, который тяготит Билли, — не шутка, это кино написали взрослые мужчины, выросшие на Beastie Boys и Бонни Тайлер, и они совсем не поспевают за младшими, но ведь и в детство может впасть каждый.
[STAT_ART_2]
Не пережив столкновения с астероидом, космический шаттл «Сойка» терпит крушение на неопознанной планете, растеряв в приземлении почти все пассажирские криокамеры. Невредимыми (и то относительно) остаются капитан судна Миллс (Адам Драйвер), несший двухлетнюю вахту на мостике, и маленькая девочка Коа (Ариана Гринблатт), чья капсула чудом не стала смятой консервной банкой. На горной вершине в 15 километрах застрял спасательный отсек. Там же, по обещаниям Миллса (лишь бы успокоить ребенка), Коа ждут ее родители.
Вымирающий вид блокбастера — сентиментальный голливудский мейнстрим без многосерийных амбиций. Увлекательный турпоход с динозаврами. Сердечное survival-приключение, которое легко представить в расписании мультиплекса начала десятых по соседству с каким-нибудь «Исходным кодом». Еще на «Тихом месте» сценарный дуэт Бек/Вудс наловчился торговать хай-концептами (манкий сюжет одной строкой. — Прим. SRSLY). «65 миллионов лет назад путешественник потерпел крушение на Земле», — сопровождает название фильма пояснительная приписка. И правда — полтора часа Миллс ведет Коа, отбиваясь от разнообразных тварей, водных, наземных и летучих. В редкие минуты затишья парочка переговаривается на птичьем языке — девочка совсем не понимает речи спутника. На экране все то же «Тихое место», только с засильем тиранозавров и без героев, корячащихся в акробатических кульбитах, лишь бы не наделать шума.
Все страдания выпадают на долю выдающегося артиста Драйвера (достойный выбор на роль протоземлянина): кросс-заплыв в болоте; осколочные ранения и укусы; падения, вывихи и переломы. В его интерпретации драма Миллса — ради необходимого заработка он оставил на своей планете покашливающую болезную дочурку — разыграна с эмоциональной самоотверженностью маликовских поэм о потерях и позволяет «65» быть даже более весомыми, чем изначально предполагала его драматургическая пунктирность. Коа — проекция дочери, все более осязаемая с каждым километром дороги. Миллс, поначалу готовый от отчаяния застрелиться, находит в этой непоседе, которая бросается клубникой (мелового периода), — причину куда-либо вернуться. Ведь каждому на любой тарабарщине будет понятно слово «домой», как и какое-нибудь легкое ругательство, которое так приятно подхватывать за взрослыми в детстве. Взбесившаяся американская критика разочарованно клеймит «65» неразвлекательным — но это и не спилберговский парк развлечений — и несмешным — а должен быть? Милс и Коа — нарисованы смутно, но на то они и наскальные рисунки. Одна фигурка поменьше (и помладше), другая побольше и сильнее. Папа с дочкой из кружочков и палочек.
[STAT_ART_2.5]