16 счастливчиков, прошедших всероссийский кастинг в реалити-шоу «Выживший», после первого же дня остаются без присмотра — съемочная группа перебита, на помощь звать некого. По легенде проекта, на ближайшие сто километров тайги — ни души, но и это, к сожалению для участников, оказывается неправдой.
Универсум городских легенд, которыми можно растревожить себя, приехав отдыхать на сибирский пленэр (как, в общем-то, и любой другой). Неопознанный спецназ, увозящий в неизвестном направлении. Секретная биолаборатория где-то за лесом. Близлежащий районный город-призрак. Деревня каннибалов-староверов. Затаившиеся в чаще беглые зэки. Эпизодические зомби. На фоне всех этих злоключений, планомерно сокращающих численность группы, появление маньяка (в одной из серий) кажется чем-то обыденным. Сериал также утрирован, как и любые веселые старты на деньги: мини-модель общества, спонтанные любовные дрязги, испытания одно диковинней другого. С южнокорейской избыточной наглостью авторы «Игры на выживание» меняют одну «квест-комнату» за другой, не щадя ни своих человечных (а, значит, готовых к самопожертвованию) героев, ни зрительские нервы — как и подобает хорошему, задиристому кино-реалити.
Где посмотреть: PREMIER, «Смотрешка», «Триколор Кино и ТВ»
Объявленный в розыск квартет бандитов, носителей смешных, будто бы оставшихся при них с юности дворовых кличек — Кот, Рама, Килла и Ошпаренный (Владимир Вдовиченков, Сергей Горобченко, Максим Коновалов, Андрей Мерзликин) — спешно уезжает из столицы на угнанной BMW 750IL куда глаза глядят.
Колеся по деревням и весям, товарищи вязнут в снегу и грязи, ввязываются в стрелку со случайными дальнобойщиками, задерживаются во враждебном селе (наживая еще больше проблем) и свыкаются с мыслью о том, что деваться некуда. «Бумер» — всего через пару лет после выхода «Бригады» также ознаменовал конец мифа о «лихих девяностых», который с приходом миллениума сначала «мигрировал» из больших городов в регионы, а затем и вовсе схлопнулся. Вожделенная любым среднестатистическим мальчишкой BMW за пределами третьего транспортного кольца чихает, сбоит и едва заводится, приближаясь к тому, чтобы погаснуть, съехав с дороги навсегда и быть разобранной на запчасти. Четверка товарищей в кожанках — едет прямиком на жертвоприношение. Дальнее Подмосковье смыкается лесным массивом, казалось — способным укрыть, но на деле только заживо съесть. Тот поселок, где приходится заночевать героям, полон стариков: молодые уехали за жизнью получше и побыстрее, умирать в окрестностях приехали другие, залетные.
Где посмотреть: PREMIER, Okko, «Иви», KION, Wink, viju
Однажды на концерте Янки (Кира Пиевская) в бетонном недострое ее друг-блондин, наглотавшись безымянных пилюль распластался посреди импровизированного танцпола в передозе. Загрустив, девушка едет на родительскую дачу и неприкаянно бродит по окрестностям. Разочарованные близкие понимают — пропадет и одним днем Янка действительно исчезает.
Спрятавшаяся за копной рыжих волос героиня — слабый огонек посреди серого, предосеннего пейзажа загородного поселка. Погасит ветер — и не заметишь. Пока соседи, озадаченные налетом на один из домов (дело было в 90-х, но все иллюзорно), отвлекают отца и мачеху героини естественным имущественным беспокойством, те не придают значения тому, что Янка шла-шла и ушла. Испарилась, потому что так захотела, устала, повстречала беду, которую кликала с детства, с того самого момента, когда мама приговаривала обращаться к солнышку, а не к тучке. Выбрав второе, нахмурившись, только и заслоняешь своей тоской ясное небо неравнодушным родным, даже если с детства ты росла в парнике — заботливых тепличных условиях. Дача в фильме — место неподвластное времени, независимое от часов и календарей, изменчивое только в том, как покосился порог или прохудилась крыша дома. Прошлое и настоящее смыкаются в этом пластическом шествии на мысленную, самолично выдуманную голгофу.
Где посмотреть: «Кинопоиск», Okko
Кошмары нашего садового товарищества на каждой грядке — целый психопатологический урожай, собери весь и запасов (впечатлений) хватит, минимум, до зимы. «Жесть» (в значении реакции на п@#$%ц) по истечению первого часа оказывается в фильме настолько обыденной, что становится неотъемлемой частью хозяйства, наравне с жестяными консервными банками, повседневной матершиной и пустой стеклянной тарой для закатки огурцов. Дачный быт во всем его летнем, обжигающем очаровании, как часть сложноуловимого культурного кода возводится не то в хоррор о повороте не туда (куда осязаемее балабановских кошмаров), не то в поддатую лирическую советскую комедию, не то в приключенческий фильм а-ля «Неуловимые мстители». Есть здесь безликий (укутанный в плащ и тряпье) «санитар леса», передвигающийся на коне. Истеричный Гоша Куценко в чем мать родила. И даже камео Ивана Урганта, настолько же беспричинное, что и последующие чаяния Марины по чужим земельным участкам — откуда (из этой «Жести») не выбраться, потому что она в нашей ментальности еще с романтизированных сезонных поездок на огород.
«4»
Отрезвляющей московской ночью трое незнакомцев встречаются в баре и, повышая градус, травят импровизированные байки, которые, стоит им разойтись, находят в реальности свое искаженное воплощение.
Монументальное полотно Ильи Хржановского о мистико-магическом свойстве числа «4» в современной (и не очень) России и его влиянии на жизни героев, невольно посеявших в своем сознании мысль об его сакральном значении, вместе с фантастической небылицей о клонировании людей инициированном еще в советские 30-е. На момент мимолетной беседы за стопкой водки их было трое, а, значит, встреча эта была явлением дисгармонии, ошибкой, которая множится (как человеческие дубли) в их судьбах, порождая другие. Одна из историй картины — путешествие женщины Марины (Марина Вовченко), занимающейся проституцией, на похороны сестры-четверняшки в деревню малый Окот, где остались только старушки, да единственный обреченный мужчина (Константин Мурзенко). Прогулка не то в ад, не в то пограничье, такое же увядшее, что и осенние листья, кружащиеся по мерзлой земле. Противясь давящей силе этого места и несчастливому детству, Марина, кажется, единственная из немногочисленных посетителей бара той злополучной ночью вырывается из этой числовой цикличности. Потому что люди — не однообразные куклы с лицами из хлебного мякиша, а рабство госпоже четверке — прежде всего в голове.