«Моя пиратская свадьба» (Shotgun Wedding)
Чтобы не извести себя размышлениями на тему «есть ли жизнь после большого спорта», осиротевший (остался без клуба) бейсболист Том (Джош Дюамель) с нездоровым азартом берется за организацию собственной свадьбы. Гости собираются на филиппинском острове, куда одинаково неудобно добираться из любого уголка планеты. В программе: пошлые романтические сюрпризы, невеста в некрасивом фамильном платье, навязанном взбалмошной мамой жениха (Дженнифер Кулидж), и до минуты распланированная унылая церемония. Счастьем, конечно, никто не лучится. Тома подбешивает появление на торжестве бывшего (Ленни Кравиц) своей благоверной: пышет тестостероном, не застегивает рубашку, толкает сладкие речи и кичится волонтерством в «Корпусе мира». Дарси (Дженнифер Лопес), будто бы исключенная из праздника (все решают за нее), не торопится под венец и скрывает свое недовольство. Пока пара всласть ссорится, на остров заявляется пиратская банда и берет собравшихся родных/друзей в заложники. Делать нечего — придется спасать.
Проходной ромком, заблудившийся в эпохах, сродни отбившемуся от походной группы растерянному туристу в филиппинской глуши. Едва ли экзотический черно-юморной боевик (из 1990-х), где пара брачующихся нечаянно (и беспощадно) косит ряды укомплектованных патронными лентами коммандо-пиратов, — хорошая партия для примирительной лавстори (из 2010-х) о спасении отношений. Здешний семейный тимбилдинг — не возвышенный «обряд возрождения преданности» (как хотелось бы его авторам), а упражнение на манер рубрики «очумелые ручки»: незваных гостей ликвидируют при помощи шторы, ананаса и лака для волос. Но, как обычно бывает с компромиссными свадебными церемониями, получилась полумера. Когда бандитов остается маловато для сопротивления, у фильма заканчивается запал дуракаваляния. На обязательном препати Том, показательно выбросив заготовленную речь, неловко импровизирует, всматриваясь в смущенные лица друзей. Также вхолостую в этом фильме шутят обо всем, что не касается слэпстик-сумятицы в попытке отбиться от навязчивых морских варваров.
Сентиментальная невзыскательность не позволяет «Пиратской свадьбе» быть настолько же заразительно страстной, каким поначалу кажется этот истерический марш-бросок по джунглям. Чем сильнее рвется опостылевшее Дарси платье, тем свободнее ей дышится. Том старается отучиться быть контрол-фриком. Все, кто ссорился, помирятся. Кто влюблен — сойдутся. В начале для поддержания непринужденной атмосферы играет Синатра. Титры сопровождает коллективное караоке. Съемочной группе, очевидно, было значительно веселее, чем могло бы быть зрителям.
[STAT_ART_2]
«Одиноки вместе» (Alone Together)
Ресторанный критик с робкими писательскими амбициями Джун (Кэти Холмс) собирается провести всеобщий карантин вдали от угнетающе опустевших улиц Нью-Йорка — в съемном уютном домике (где-то в пригороде) вместе со своим раздражающе рациональным бойфрендом Джоном (Дерек Люк). В последний момент возлюбленный предпочитает остаться с родителями, а заветный коттедж по системной ошибке оказывается занят слегка неотесанным Чарли (Джим Стерджесс). В тесноте, да не в обиде. Чарли предлагает Джун погостить одну ночь (обратно так легко не доберешься), а поутру во всем разобраться. И она, конечно же, остается. Надолго.
«Просто про человеческое общение и связь с другими людьми», — воодушевленно описывает свою любимую книгу Джун. За время ежевечерних винных посиделок спонтанные сожители вспоминают детство (спагетти тогда казались вкуснее), размышляют о своем не во всем удачном ремесле (из-за пандемии Чарли вынужден закрыть свой магазин отреставрированных мотоциклов), рассказывают о неудачах в личной жизни (с этим вообще мало кому везет). Беседы проходят все также «просто». Это слово — сердцевина фильма: именно так, как нравится Джун. Заинтересованность. Знаки совместимости. Тепло совместных дней, какое бывает только с теми, в кого мы влюблены. Как ни назови, но характеристики и чувства героев во «Вместе» тоже «упрощены», не ошибешься.
Она считает его наглым. Он ее — высокомерной. Это проходит, стоило выяснить, что оба они из Нью-Йорка. Родной мегаполис, пусть и вдали, но сближает. Режиссер/сценарист Холмс рефлексирует ковидный период: получается достоверно в том, что касается хроники замкнутой жизни, и не слишком уверенно, когда доходит до разговора о большем — как эпидемию пережил город. Джун скучала по приключениям и получает их (скромные, но от этого не менее ценные). Будучи месяц вегетарианкой, девушка соблазняется бургером. Открывает с Чарли традицию свиданий на парковке «Макдоналдса». Утро начинает с домашних сэндвичей и кофе, а не того же набора, но в кафе на соседней улице. Садится на велосипед. Шьет самодельные маски. Поет песни. Познает боль потери и находит в Чарли утешение. «У нас много времени, давай выберем сериал, который посмотрим», — есть в этом фильме моменты приземленные, знакомые и ощутимые. Но когда Холмс решает поставить своих героев перед надуманным выбором, предлагает им пройти проверку на привязанность, обаяние этого мамблкора сходит на нет. Джун считает, что ради стоящей жизни нужно ломать хребет. Во время съемок этого фильма хребет Холмс остался целехонек.
[STAT_ART_2]«Снег, сестра и росомаха»
Намаявшись на задержании мелкого барыги, полицейский Николай (Федор Лавров) ненароком набирает чужой номер и дозванивается до сектантской проповедницы Лены (Екатерина Старателева) со слегка неприличной ремаркой, адресованной некой Иришке. Что-то примирительно буркнув, как и подобает человеку, который не умеет извиняться, он не оставляет попыток завязать разговор с незнакомкой. И так день за днем. Больно голос понравился.
Театр теней на заснеженных дорожках, подсвеченных желтоватым светом фонарных столбов. Модный — в узких кругах, также напоминающих секту — драматург-уникум (еще и кинематографист, математик) Роман Михайлов, продолжает эксплуатировать на больших экранах лимб 90-х: с теремками-панельками, массовкой городских сумасшедших и безымянными провинциальными городками-призраками. Морфология сказки сводится к настойчивому упоминанию всуе призраков, ведьм и «кусающих за бочок» бабаек (всего то!) — здесь в обличии мысленной росомахи. Весь неупокоенный фольклор — естественно, следствие незаживающей, расковырянной болячки прошлого: травмирующего детства или семейной трагедии в андроповскую эру.
Соотношение истории и лубочного магического реализма — чисто математического свойства (от частоты упоминаний завсегдатаев славянского бестиария мистицизма не прибавляется), равно как многообразие прямых линий в кадре — геометрического. Где-то за неувядающей эстетикой ментовских сериалов (притоны, задержания, скупая на эмоции романтика), как бетонная стена за тремя слоями обоев и выцветших газет, проглядывает короткометражка об одиночестве по обе стороны телефонных гудков. Но режиссер Михайлов с большим энтузиазмом побуждает своих героев монотонно рассказывать о том, о чем они не делятся с другими (читай: исповедоваться). Когда в очередном лирическом припадке Николай жалуется, что не улавливает сюжеты фильмов, а путешествует по пятнам памяти, автор, подустав от проповедей, открывает для себя самоанализ творческого метода, изживая из этой раздражающе-головной сценарной конструкции а-ля Ален Роб-Грийе (для постановки в региональном ТЮЗе) последние задатки тайны. Если Лена в своих монологах настойчиво ссылается к образу бога в тихом ветре, то этот фильм всего-навсего — морозный сквозняк.
[STAT_ART_0.5]