«Где будут рады мне всегда». Рецензия на фильм «Пассажиры ночи»

1984 год. После того как Элизабет Дэвис (Шарлотта Генсбур) оставил супруг, она лишилась покоя, сна и едва не превратилась в бестелесный дух — в полуночном сумраке проще заметить мельтешащий огонек от зажженной сигареты, чем силуэт одинокой женщины, растерянно застывший у панорамных окон квартиры. Дети давно подросли и материнское сердце ноет при мысли, что всего через несколько лет они разбегутся по своим (личным) норкам: студенческим общежитиям, да тесным квартиркам. Дочь Джудит (Меган Нортэм) рвется на баррикады и тешит юное социально-активное самосознание, пререкаясь со взрослыми. Сын Матиас (Куито Район Рихтер) учится в старших классах, пишет стихи и играет в робкие гляделки с симпатичной одноклассницей Лейлой (Лилит Грасмаг).

Семью нужно содержать, потому Элизабет решает попытать счастье, отправив письмо (о себе) в любимую радиопередачу «Пассажиры ночи», в прямом эфире которой бессонные слушатели анонимно исповедуются ее ведущей Ванде Дорваль (Эммануэль Беар) о самом сокровенном. Ответа долго ждать не приходится. При встрече они, израненные и уязвимые (Дорваль удается скрывать это за агрессивно-мужской строгостью — пытливый взгляд следователя, брюки, рубашка, аккуратный пучок волос) быстро находят общий язык. Элизабет нанимают просеивать звонки страждущих в часы вещания «Пассажиров». На одном из эфиров она знакомится с гостьей программы Талулой (Ноэ Абита), бездомной девушкой в кожанке с большими глазами и растрепанной прической. Родительский инстинкт берет верх. Элизабет везет Талулу к себе домой на пару дней, а то и больше.

Идеальная грусть. Щемящий double feature к «Вечно молодым» Валерии Бруни-Тедески — два печальных фильма о том, что прошлое (бывает, невзначай) оставляет неказистые ноющие шрамы, которые каждый носит по-своему: кто-то со смиренным достоинством, доверительно рассказывая (надежному собеседнику) историю, стоящую за каждым миллиметром рубцевой ткани; кто-то — тщательно скрывая эту затянувшуюся рану от глаз даже самых близких, дожидаясь того неминуемого момента, когда шов (не физический) разойдется и боль пробежит по телу свою стометровку, вызывая опустошающую истерику. Все — на фоне Франции 80-х, сочащейся красками шерстяных свитеров, клетчатых мужских рубашек (которые лучше всего смотрятся на девушках), джинс с высокой талией небесных оттенков. Пора мопедов, напоминающих неповзрослевшие мотоциклы, пишущих машинок в глянцевом корпусе, подсунутых под дверь записок с приглашением в кино, кусачих дисковых телефонов, пленочных кассет и передающихся по наследству виниловых пластинок.

С появлением круглосуточного телевидения радио утратило свою монополию на ночь. Дальнобойщики, автомобилисты, потерявшие сон обитатели многоквартирных новостроек и самостоятельных домов в пригороде — все они — своего рода маргиналы, те, кого не принял в объятия день, а отныне еще и ретрограды, предпочитающие дрейф на FM-волнах холодному свету экрана. В сопровождении «Пассажиров ночи» они сидят в тепле, всматриваются в соседние окна и представляют, что где-то там, недалеко, скрывается их собеседник — звучащий из приемника смущенный голос. И тяготы Элизабет — не хуже любых других откровений из многолетней практики Ванды Дорваль, узнаваемых и понятных в деталях, словах, признаниях и прощаниях. Согревающий своей добротой, отзывчивостью и способностью слушать фильм Микаэля Херса — такое же лекарство от тоски, как горячий шоколад на завтрак или крем-карамель, приготовленный под сборник хитов Джо Дассена. Пульс «Пассажиров» бьется в ритм именно Et si tu n'existais pas. 

«Если б не было тебя…» — строчка Дассена, по мнению Херса, применимая к любому, кто оставляет в нашей памяти тянущийся след. Матиас, пленившись Талулой, забывает про Лейлу, но первый поцелуй с ней на бортике школьного бассейна останется навсегда. В «Пассажирах» говорят вкрадчиво, слегка «про себя», также мирно, как обычно звучат беседы (и даже споры) в ночном радиоэфире. Генсбур свои реплики шепчет (как и обычно), Абита лопочет детским, тонким голоском. Были бы в каждой из сцен открыты окна, уличный шум перекрывал бы все диалоги. В прологе под сотрясающий стены рев электропоездов Талула стоит напротив огромной интерактивной карты метрополитена — маленькие лампочки, сопровождающие станции, загораются на ней соответственно выбранному маршруту. Неровная линия огоньков сродни персональному пути, а вспышки света, из которой складывается эта дорожка, словно интимные, личные моменты, кажущиеся незначительными вблизи. Стоя у карты кажется, что расстояние от «Одеона» до «Сталинграда», как от локтя до кончика среднего пальца, но чтобы пройти пешком, потребуется немало сил.

Мать и сын объединены не только приверженностью к письму, их чувственные переживания, радости и тревоги также случаются практически синхронно. Элизабет хочет направить заблудившуюся Талулу, потому что видит в ней себя в молодости, только свернувшую немного не туда. Матиас, как это нередко бывает, влюбляется в девушку постарше (и из другого теста). Талула учит его «плохому»: пробираться на кинотеатральный сеанс без билета, разгуливать по мрачным трущобам и много курить. На выдохе она произносит: «Я не для тебя» — и плавно проводит ладонью по щеке юноши, как вела ею вдоль станций метро, в этот момент оставляя на его судьбе глубокую отметину (тот самый след), а после сразу целует (как в последний раз). 

Если «Вечно молодые» Валерии Бруни-Тедески были посвящены Патрису Шеро, «Пассажиры ночи» — воспоминание о Паскаль Ожье, образ которой спроецирован как на кинотеатральном экране (когда Талула с разницей в несколько лет смотрит «Ночи полнолуния» Ромера и «Северный мост» Риветта), так и наяву в характере самой героини — в ней также есть что-то оригинальное и невинное: стиль, протест, врожденный трагизм на грани самобичевания. Зарифмованы и пагубные привычки (актриса умерла в 25 лет от передозировки). Херс символически продлевает жизнь Ожье, даруя Талуле призрачный шанс растянуть свой маршрут еще хотя бы на несколько остановок. «Пассажиры» не только художественно осмыслены, как фильмы Ромера или Риветта, они дышат также, словно их показывают в соседнем зале. 

Херс обрамляет прозаичную, скупую на события реальность — для этого ему достаточно одной нетривиальной поэтичной детали. Талула часто ходила в кино только зимой, когда не могла оставаться на улице. Некоторые фильмы начинали нравиться ей гораздо позже. Во всепрощающей пасмурной действительности «Пассажиров» хочется остаться подольше или просто остаться.