Ваши картины для меня как для кинокритика — праздник символов и психоаналитических подтекстов. Французская критика всегда их подмечает. А что касается критики международной, как вы на нее реагируете? Не кажется ли вам, что американская пресса в силу другой ментальности не всегда может понять ваши авангардные решения?
Вся психологическая сторона моих картин очень французская, и она очень важна. Но ее достаточно сложно понять людям других национальностей. Сделаю небольшое отступление: Годар только что нас покинул. И он был по-настоящему велик в поэтической форме кинематографа. В молодости я был поражен и Трюффо, который видел кино как роман, рассказывая романтические истории. Мое творчество как раз ближе к Трюффо. Возможно, критики не всегда могут проследить пути, которыми идут мои картины.
Выбирая для своих, казалось бы, разных персонажей одни и те же фамилии, вы ведете их из фильма в фильм к искуплению-свету? Исмаэль Вьюар, например, свое получил в «Призраках». А в «Брате и сестре» очевидно свое послесловие получила вся семья Вьюаров из «Рождественской сказки».
Во-первых, у Бергмана был такой прием — брать одни и те же фамилии для разных персонажей — и это был своего рода маленький театр. Семью я использую как сцену, сразу начинаю разрабатывать героев. Смотрю на них и говорю, это Эстер, а это Вьюар. И я вижу, как они развиваются, когда заканчиваю фильм. А во-вторых, в ленте «Рождественская сказка» появляется линия ненависти между братом и сестрой. И это масштабная картина, которая охватывает весь спектр человеческих отношений. После нее я понял, что хочу углубить тему ненависти между братом и сестрой. Хотелось привести их к логическому завершению. С семьей Вьюар я закончил, и эта светлая связь, которая есть в «Брате и сестре», подытоживает тему со светом, который в итоге встречает отношения брата и сестры в финале в Бенине.
В период ненависти главных героев их охватывает злой рок: смерть сына, автокатастрофа. Как вы думаете, способна ли ненависть влиять на внешние события?
Вы знаете, в фильме «Брат и сестра» есть самопомешательство. Он сконцентрирован на самом себе и со всех сторон обследует одну и ту же идею. Это кино об одержимости. В пример могу привести вам фильм «История Адели Г» Франсуа Трюффо, в котором исследовалась одна проблема до момента ее разрешения. То, на чем сконцентрирована идея картины — есть ли у ненависти конец? Для меня ненависть — это всегда потеря времени.
В «Рождественской сказке» семья Вьюар сталкивается с неизбежным, а спустя четырнадцать лет в «Брате и сестре» старшее поколение погибает. «Брат и сестра» сделан вами как акт принятия времени?
Безусловно, вы совершенно правы. В происходящем присутствует неизбежность. Брат и сестра ведут себя по-детски, и весь фильм они — дети. Но как люди с непрожитым детством в финале в кафе они открывают в себе детей и принимают себя. Ненависть заканчивается.
Как в сюжете фильма появился Бенин? Что он значит для вас?
Бенин — это французская колония, в которой король Беханзин разбил французскую армию! Поэтому для меня это страна надежды и свободы. Мне было очень важно переместить Элис из западного мира и цивилизации, оставив все позади себя — театр, мужчину, сына. Я очень хотел показать выход из типичного мирка в дальние дали, где жизнь открывается с новой стороны.
В чем для вас кардинальное различие в работе с Марион Котийяр в «Призраках Исмаэля» и в «Брате и сестре»?
На съемках «Брата и сестры» я дал Марион Котийяр следующую задачу: нужно спасти Элис. Героиня Марион безнадежно любит и ненавидит своего брата, путаясь в собственных чувствах и ощущениях. От смятения чувств она не знает, как себя вести, и очень сильно погружена в свой мрачный внутренний мир. Марион очень точно сумела передать детскую потерянность. И, несмотря на отрицательные черты своего персонажа, смогла добиться симпатии к ней. В сцене, когда румынка Лючия спрашивает: «Вы уже тогда его ненавидели?», Элис отвечает: «Тогда я его любила». И это импровизация Марион, она сама придумала эту сцену. А в конце Марион как раз подводит свою героиню сквозь лабиринт этих разрушительных чувств к свету.
Чего нам ждать дальше? Возможно, вам хотелось бы еще что-то экранизировать? К примеру, как было с блистательным романом «Обман» Филиппа Рота.
С «Внебрачными связями» я открываю новый цикл. Так вышло, что «Внебрачные связи» я написал и снял до того, как снял «Брата и сестру». Актерская игра Подалидеса и Сейду меня покорила. Я проникся к героям особыми чувствами. Эта замкнутая интимная атмосфера, которой удалось добиться, подтолкнула меня к мысли, что я хотел бы экранизировать еще один роман Филиппа Рота. Но пока только в размышлениях.
И финальный вопрос. Какой была ваша первая мысль, когда вы узнали, что Годар выбрал эвтаназию?
Для такой, можно сказать, царственной особы, как Годар, совершенно не удивительно, что он сам решил выбрать момент своей смерти.