«Вечно молодые» (Les Amandiers)
Программа «Мастера»
Стелла (Надя Терешкевич) рвет на себе последнюю рубашку (роль обязывает) во время прослушивания в экспериментальную актерскую школу при театре Нантер-Амандье. Первый тур проходят 40 юношей и девушек со взором горящим — в финале должно остаться всего 12. Прямо у выстраданного бессонными ночами абитуриентов списка поступивших Стелле о намерениях переспать с ней сообщают двое будущих однокурсников: Этьен (Софьян Беннасер), напоминающий побитую жизнью дворнягу, и причесанный, робкий и тонкий, как тростинка, Виктор (Вассили Шнайдер). Девушка, естественно, выбирает того, кого вечно нужно спасать: во-первых, чтобы играть страдания, их нужно понимать, а во-вторых, сердцу не прикажешь.
Винтажный 1985-й год. Джинсы цвета морской лазури. Изъеденные временем шарфы, накинутые ради эстетики, а не согрева. Расходящиеся волнами при каждом движении атласные блузки. Мешковатые свитера обжигающих цветов, из растянутых рукавов которых легко можно было бы достать как целое озеро, так и лебедей в придачу. Актриса и режиссер Валерия Бруни-Тедески всю жизнь снимала игривые буржуазные истории о том, насколько ее разочаровывает взросление. «Вечно молодые» — наоборот, необремененный минором зрелости трепетный взгляд в трансцендентную юность: когда мало того, что море по колено, — хочется нырнуть в лоно бездны за жемчугом и непременно вернуться. Пока переворачиваешь страницы этого мысленного фотоальбома дрожат руки. Слезы разъедают бумагу и оставляют следы. Невинные лица со снимков давно разбили морщины, кого-то и вовсе нет на белом свете.
Тедески горько — прошлое пульсирует, как надоедливая головная боль. «Как вы думаете, актриса должна быть эксгибиционисткой?» — спрашивают Стеллу на первом прослушивании. Та уверенно кивает, но ей пока нечего показать, кроме своего бледного тела. Что за душой у 20-летних? Лишения детства, да недолюбленность. Вчерашние дети наполняются «содержанием» прямо в кадре: неуверенностью, переживанием, чувством. Несчастная любовь с наркоманом? Маниакальное вожделение собственного педагога? Эпидемия СПИДа, парализующая страхом целую группу свободных и не обремененных чувствами к кому-то студентов? Эти сюжеты настолько же не новы, насколько и цикличны. Герои примеряют их на себя, также как репетируют на сцене чеховского «Платонова». «Стелла! Стелла!» — кричит разъяренный Этьен (два шрама на лице, несколько незаживших точек от иглы шприца на локтевом сгибе), невольно цитируя «Трамвай “Желание”», — такое вот внеклассное чтение.
«Любите ли вы театр?» — Тедески ответила бы, что любит жизнь, ведь одно от другого неотделимо. Молодость сродни уходящей натуре: режиссер любуется ею, вызывая у зрителя ассоциативные вспышки опыта. Поцелуй с курящей девушкой. Неутолимый голод до прикосновений. Немотивированные крики в пустоту от того, что страсть, как хочется жить. «Вечно молодые» — фильм колюче-интимный, все в нем устроено на разрыв, вопреки, вторя поэтике «Охоты на волков» Высоцкого (звучит в одной из сцен). Что Стелла, что Этьен, что прочие члены труппы особенно уязвимы на сцене, «превращаясь в живую мишень» не только под софитами, но и под взглядом режиссера.
Фильм Тедески также посвящение Патрису Шеро (Луи Гаррель) — французскому классику театра и кино, наставнику режиссера, впервые снявшему ее в кино. Перфоманс был для него мистерией, точкой соприкосновения индивидуального (в исполнителе) и заложенного текстом. Режиссер не обожествляет Шеро, она снимает историю своей юности в его традиции («Раненный человек», «Те, кто меня любит, поедут поездом») и это куда дороже всех возможных хвалебных виньеток мастеру. Освоив как сцену, так и человеческое страдание, Стелла материализует на подмостках своих призраков, то же делает и Тедески, даруя своей молодости вечность.
[STAT_ART_4]
«Дон Жуан» (Don Juan)
Программа «Мастера»
Талантливого, но не слишком глубокого театрального актера Лорана (Тахар Рахим) прямо у алтаря бросает его невеста Жюли (Виржини Эфира). Мужчина обреченно напивается и начинает узнавать во всех привлекательных незнакомках свою экс-избранницу.
Художественная самодеятельность. Режиссер Бозон получил карт-бланш в лице двух современных звезд французского кино, органически не предназначенных для музыкального фарса, и все равно снимает околофрейдистскую комическую кутерьму «для своих» с песнями а-ля «Шербургские зонтики» Жака Деми. Развенчание мифа о токсичной маскулинности в сопровождении авторского безволия перед пьесой Мольера. Неостроумные гэги, современные танцы, патологическое отсутствие чувства ритма.
Рахим (растерянная ухмылка, глаза-бусинки) неуклюже принимает пощечины, удары и прочие тычки вечности, которые Дон Жуан получает за выслугу лет. Эфира много плачет и по указке режиссера стоически выгуливает дешевые парики, чтобы внешне хотя бы немного не соответствовать своей Жюли. Бозон пленен музыкой, но подобно человеку, который не знает нотную грамоту, напевает себе что-то в углу, попеременно посмеиваясь. Шелковый платок развивается на ветру. Ставни ходят ходуном. Прикосновение божественного начала в «Дон Жуане» напоминает неловкость студенческой театральной постановки. В фильме появляется карикатурный персонаж-режиссер, которая никак не может словами описать то, чего хочет добиться от актеров — вот и Бозон размахивает руками, сотрясает воздух, но предпочитает, чтобы за него говорил Мольер.
[STAT_ART_1.5]