Такое ощущение, что ваш фильм не только рассказывает о 60-х, но и снят в 60-е.
У нас было столько визуального материала, и мы получили огромное наслаждение играть с ним и погружаться в ту эпоху. Пробовали разные стратегии визуализации, чтобы передать ее дух, — так мы пришли к концепции нескольких экранов. Все это визуальное искусство неотделимо от The Velvet Underground.
А трудно ли было доставать эти материалы и заставлять спикеров говорить?
Это был интересный и новый опыт для меня, потому что я до этого не снимал документального кино. Мы полагались на экспертизу наших партнеров Motto Pictures, брали интервью только у непосредственных участников тех событий — выпускников «Фабрики» Энди Уорхола. Они — словно дисфункциональная семья, так что требовалось много уговоров, переговоров и уловок. Выпускники «Фабрики» — сложные люди с непростой историей, и это делало процесс еще более интересным.
С материалами мы работали так: составляли огромный список фильмов, которые имеют отношение к теме, и получали их в архивах. Это заняло время, а еще больше времени потребовало лицензирование этих картин — тут огромное спасибо Брайану О’Кифу, нашему архивному продюсеру.
В фильме показан антагонизм The Velvet Underground к рок-мейнстриму 60-х. Они ненавидели хиппи и даже Фрэнка Заппу, несмотря на его новаторство. Можно ли сказать, что группа The Velvet Underground была контркультурой по отношению к контркультуре?
Да, точно подмечено! И пример с Заппой очень показательный. Но что мне кажется важным во всех этих столкновениях: их позиция, помимо подчеркнуто нью-йоркской идентичности, имела выраженную сексуальную окраску. Гей-культура была важной частью мира Уорхола, хотя тогда даже не было такого термина, вместо этого говорили popism или camp.
И у Лу Рида было больше культурного родства с французским декадансом — Бодлером и Рембо, чем с The Beatles или Jefferson Airplane?
Абсолютно! Прослеживается прямая последовательность от дендизма Бодлера через символизм Рембо — и дальше через битников к The Velvet Underground. Я не могу сформулировать лучше, чем это уже прозвучало в вашем вопросе. Это была интуитивная преемственность, художественная традиция, которая подвергала сомнению и переосмыслению базовые понятия культуры с целью выяснить, что в ней естественно, а что — искусственный конструкт. Ощутимо, хоть и в меньшей степени, и влияние Оскара Уайльда: через глэм-рок и Дэвида Боуи.
Почему Лу Рид отталкивал от себя тех, кто стоял у основания The Velvet Underground: Джона Кейла и Энди Уорхола?
Я не настолько самоуверен, чтобы объяснить психологию такой сложной фигуры, как Лу. Думаю, верно то утверждение, что артистические личности выстраивают системы защиты вокруг своих уязвимостей. В случае с Лу эти линии защиты часто выглядели как агрессия. У Жана Жене есть фраза: «Назовете меня преступником — я буду преступником!» Он словно бы нарочно подтверждал те подозрения, которые общество имело в отношении его. Это был режим защиты, создававший для таких людей, как Жене или Рид, некую творческую повестку.
Лу Рид до конца жизни сохранил эту агрессию? Последним, что он записал, был совместный альбом с Metallica. А во время записи, насколько мне известно, Лу чуть не подрался с барабанщиком.
(Смеется). Я не так много времени посвятил изучению биографии Лу Рида после The Velvet Underground — слишком важно было сфокусироваться на насыщенном нью-йоркском периоде, который показан в фильме. Лу Рид по-разному проявлял свой мачизм — в том числе в эпоху глэма. Но его поиски в личной жизни завершились встречей с Лори Андерсон, и могу точно сказать: их любовь и доверие были очевидны с любой позиции. Думаю, в этом союзе Лу обрел мир.