Пол (Тимоти Шаламе) — единственный сын герцога Лето (Оскар Айзек), главы Дома Атрейдесов. Юноша тренирует командный голос, учится быть сильным (телом и духом), тяготится своим дворянским титулом и видит странные сны. Пустыня. Девушка с синими глазами (Зендая). Окровавленные руки. Бездыханные тела. Состояние подвешенное — может, это болезнь? Никаких ответов, только многозначительные взгляды окружающих и осторожные догадки о том, что Пола ждут великие (и ужасные) дела.
Тоскливый ход будней прерывает приказ императора. Атрейдесы обязаны принять во владение планету Арракис и наладить регулярные экспортные поставки единственного значимого локального сырья — специй (spice). Вещество повышает настроение, улучшает аппетит, стимулирует работу мозга, продлевает жизнь и помогает межзвездной навигации. Но планета проблемная: нехватка воды, песчаные бури и неисправное оборудование, а за периметром города, в дюнах, водятся огромные прожорливые подземные черви. Освоение Арракиса сродни черной метке: экс-монополисты этой планеты — Дом Харконненов — готовят нападение на Лето и его семью. «Скоро все случится, сбудется, что снится». И душа не на месте, и почва уходит из под ног.
Как не увериться в том, что ты избран, если ежедневно слышишь речи про пророчество? Видения врать не будут. Когда знаешь все наперед, можно моделировать реальность и казаться самому себе неуязвимым. С веществом Пол перебирает: галлюцинации ярче, почти осязаемы, но бросает в холодный пот и хочется нагрубить матери. Верит в свое предназначение и режиссер Вильнев: единожды покорив жанр научной фантастики, он исполняет свои подростковые мечты, надеясь стать для новых поколений кинематографистов таким же кумиром, каким для него были Джордж Лукас и Ридли Скотт. Играть на повышение, брать новые высоты. Вильнев уже освоил вселенную «Бегущего по лезвию», «Дюну», не ровен час придет черед и «Звездных войн».
Одна беда: уже состоявшиеся футуристические миры ему чужды. Сколько ни старайся, все твои идеи рядом с гением чужой архитектурной мысли будут казаться дешевым новостроем. Мотив предопределенности, бремени принятия всех тягот собственного будущего, уже был выдающимся образом разыгран в вильневском же «Прибытии». Память предков, Past, Present и Future использовались как языковая система, действующее оружие, единственная доступная метаморфоза которого — смена предлогов и окончаний. И это не говорит о преемственности прозы Теда Чана (автор рассказа, по которому было поставлено «Прибытие». — Прим. SRSLY) и Фрэнка Герберта — проблематика в обоих случаях была шире.
Режиссер упрощает историю Дома Атрейдесов, избавляясь от ненужных (по своему разумению) подтекстов. Перверсивность. Культурология. Колониализм. Есть только Пол, его сны, напоминающие глянцевые рекламные ролики дорого парфюма, и пустыня, утешающая, страшащая, укрывающая. Вильнев словно не может/не хочет уйти из переговорной залы космических кораблей-ракушек гептоподов (из того же «Прибытия»). С 2016 года в нем отзывается их геометрия, простор, аскетичность помещений. Наваждение, не иначе. Такой была резиденция Ниандера Уоллеса (Джаред Лето) в «Бегущем по лезвию 2049», таковы дворцы Арракиса. Вычищая пространство, избавляясь от лишних деталей, режиссер предательски фокусируется не на том. Чучело кабаньей головы, одиноко венчающее обеденный зал. Жучки и мышки, то и дело пробегающие по дюнам или мраморным плитам.
Показная медитативность, определяющая ритм фильма, Вильневу важнее прочих сюжетных нюансов. Взаимоотношения герцога Лето и его наложницы (Ребекка Фергюсон) пунктирны. Некоторые персонажи появляются, чтобы обмолвиться парой фраз, со скорбным видом посмотреть в глаза Полу и храбро умереть. Некоторые — вероломного предательства ради. Образ Владимира Харконнена (Стеллан Скарсгард) — убийцы, извращенца, рабовладельца и просто тоталитарного вождя — сводится к вариации очеловеченного Джаббы Хата. Но если новая «Дюна» и напоминает «Звездные войны» (те, в свою очередь, тоже были вдохновлены прозой Герберта, такая вот рекурсия), то не эпохи Лукаса, а Абрамса. Патетично. Медлительно. Громко.
Но spice не сбивает спесь. Герои «Дюны» вдохновенно произносят высокие речи. Про голос извне и силу пустыни (неоднократно). Про то, что страх убивает разум (а на деле, конечно, съедает душу), а мы лишь — специи, просеянные через сито. Кому-то, впрочем, достаются более эмоциональные возгласы: «Мой Арракис!» «Моя дюна!» Вторит этим крикам и Дени Вильнев. Он с упоением адаптирует лишь малую часть романа Герберта. Но видимые въедливость и дотошность — мираж, автор все равно умудряется заблудиться в пустыне. Ведь всегда есть что-то большее. Метафизика. Труднообъяснимая вера в экранную условность. То, что до определенного момента делало его фильмы чем-то большим, чем просто внятно рассказанная история. В «Дюне» артист Шаламе глубокомысленно пропускает песок сквозь пальцы. И больше ничего.