Все лето напролет в Garage Screen будут показывать ретроспективу Аббаса Киаростами «Кино и ничего больше». Название не вполне точное: «больше» в программе все-таки предусмотрено. Если ничего не отменят, то помимо фильмов, досуг синефилов будут услаждать лекциями, презентациями киноведческой литературы и вечером персидской поэзии — логичный ход, учитывая, что Киаростами оставил после себя несколько сборников стихов на фарси. В общем, у нас есть редкая возможность изучить киновселенную великого иранца вдоль и поперек. Сделать это стоит, поскольку вселенная режиссера ни на что не похожа, а соприкосновение с нею — целительно.
Москва как точка входа, кстати, неслучайна: ранние вещи Киаростами (в нынешней ретроспективе их покажут в первую очередь) с успехом крутили на ММКФ в 1970-е, еще до того, как восхищение иранским кино стало мейнстримом.
Увлечение западного фестивального зрителя Ираном укладывается в давнюю традицию. Ее называют в честь романа Германа Гессе: «Паломничество в страну Востока». Продвинутые европейцы отправляются в далекий поход с целью познания души — хотя обычно вполне удовлетворяются обретением нового сорта пряностей. С иранским кинематографом вышло по-взрослому, без экзотических красивостей. Кино персидских авторов вообще тяготеет к строгости и лаконизму. Знатоки утверждают, что тут повлиял ислам с его подозрением к любой изобразительности; впрочем, Киаростами снимал аскетично и до революции 1979 года.
Тогда он слыл неореалистом: его фильмы снимались прямо на тегеранских улицах, в кадре работали исключительно непрофессионалы, чаще всего — дети. Масштаб начинающего автора виден уже по тому, как он показывает своих маленьких героев. Чем бы ни занимались дети и подростки в объективе Киаростами — делают уроки, добывают роскошный костюм на выходной, отправляются в другой город смотреть футбольный матч или пытаются пройти мимо злой собаки — они всегда убийственно серьезны. Потому что внешние приключения — лишь указание на масштабную внутреннюю работу, от исхода которой зависит очень многое.
Вот, например, совсем ранняя работа мастера. Называется «Два решения одной проблемы». Короткометражка в жанре поучения. Два мальчика учатся в одном классе. Они друзья — мы видим их на школьном дворе. Один взял у другого тетрадку и вернул с порванной обложкой. Что делать? Можно порвать тетрадь товарища — дальше драка, синяки и конец дружбы. А можно предложить тетрадь склеить — и тогда мальчики снова вместе, человеческая общность сохранена. Видеоряд снят репортажно, ощущение реальности этих детей пересиливает схематизм плаката. Не забывай, что жизнь — не детская игра.
Мировую славу Киаростами сделал как раз на игре — точнее, на чем-то очень на нее похожем. Режиссер избавился от пресловутой четвертой стены. Не разломал, а скорее растворил в воздухе. А может, просто переставил на иное расстояние — так, чтобы получился фильм-в фильме-в фильме? Бедняк Хоссейн выдает себя за знаменитого режиссера и одновременно становится героем умопомрачительного фильма о себе («Крупный план»). Режиссер, когда-то снявший кино в деревушке Кокер, возвращается туда отыскать исполнителя главной роли («Жизнь и ничего более»), однако и сам оказывается всего лишь актером на съемочной площадке, вокруг которой разворачивается пронзительная история любви («Сквозь оливы»). Даже в экзистенциальной драме «Вкус вишни», где речь идет о добровольном уходе из жизни, тоже находится место съемочной группе.
«Вкус вишни» (1997) принес Киаростами Каннское золото. В тот год с ним соревновался другой шедевр киноискусства, нарушающий зрительскую иллюзию, — «Забавные игры» Михаэля Ханеке (кто смотрел, тот не забудет сногсшибательный эпизод с пультом).
Формальный кунштюк Ханеке запечатывает повествование в жестокой условности. Киаростами же, обнажая прием, не подрывает веру в остальной фильм, но обогащает его содержание, обнаруживает в мире дополнительные грани. Если это и игра — то игра начистоту, без карт в рукавах. Художник добровольно признается в рукотворности собственной картины, в ограниченности арсенала средств. Но так лишь острее ощущается реальность, из которой вырос фильм.
Это и потрясло мир. Восточный мастер пришел говорить на равных. Он был явно в курсе поисков постмодернизма и демонстрировал не просто виртуозное владение топовым инструментарием, но и совершенно иное его применение. Пока человек Запада жонглировал цитатами и интертекстом, Киаростами пришел и теми же ключами отворил дверь в вечность.
Доказательство тому — изящество, с которым уже немолодой Киаростами перешел на международный уровень. Он до последнего избегал работы за рубежом, утверждая, что в таком случае уподобится дереву, которое после пересадки перестает плодоносить. К счастью, проверку практикой метафора не прошла. В XXI веке Киаростами покоряет Европу, Африку, Японию. В числе прочего, он снимает драму «Копия верна» — вещь грандиозную, причем не только в рамках его персональной фильмографии. Затея между тем рискованная; престижный европейский арт-проект — минное поле, на котором подорвался не один иноземный художник. А задачу Киаростами облегчать себе не стал. Он обратился к магистральной цивилизационной проблеме — тотальной фиктивности, пронизывающей людское существование. Действие выстроено на непрерывном многоязычном диалоге, героев — двое, оба — интеллектуалы. Она торгует слепками скульптур, он написал книгу о превосходстве копии над оригиналом; она — судя по всему, давно, но не слишком успешно отучила себя от любой искренности, он — может показаться, никогда не знал, что это такое. Буквально на наших глазах познакомившаяся парочка разгуливает по солнечной Тоскане и в порыве изощренного флирта изображает из себя усталую супружескую чету. И все это — под звон колоколов и шум реальных свадеб, доносящийся до собеседников. Вроде бы полный триумф надуманной конструкции. Однако мы, зрители, следим за этим диалогом в режиме практически реального времени. И с каждым шагом убеждаемся: ничего более настоящего, чем эти полтора часа, в жизни этих двоих не бывало.
А что, так можно было? Обезвреживать постмодернизм, не покидая его границ? По-настоящему глобально высказываться о женской доле в современном мире, не покидая кинозала («Ширин») или салона автомобиля («Десять»)? Снимать кино о кино, чтобы получалось — о жизни (Кокерская трилогия)? Разомкнуть ландшафт воспоминаний, населив старые фотографии цифровыми воронами и коровами («24 кадра»)?
Как ему такое удавалось, этому Аббасу Киаростами? Не иначе — кинематографическая магия. И на ее сеансах можно провести не одну летнюю ночь.