(Не)свободные
Европейская премьера «Аутло», скандально известного дебюта Ксении Ратушной, прошла в Таллине и США, а на российском экране картина впервые появилась в Ханты-Мансийске на «Духе огня», где получила аж три награды: за лучший фильм, музыку и операторскую работу. Однако желтые кирпичи на этом закончились — создателям отказали 24 прокатные компании, организатора российского фестиваля обвинили в пропаганде нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних и выписали солидный штраф, а намеченный специальный показ на 300 персон в Третьяковской галерее и вовсе спонтанно отменили без вразумительных объяснений.
Пугает, однако, не столько сам факт подобного отношения к «Аутло», сколько то, что происходящее с картиной в России вовсе не обескураживает — открытая война против провокации все еще, увы, является естественным следствием. При совмещении в полутора часах нескольких историй о людях, на которых не принято обращать внимание в стране, где ненароком брошенный взгляд в сторону может стать статьей «за пропаганду», нужно быть готовым бесконечно отражать удары трехголового змея, привыкшего замещать каждую отрубленную голову тремя новыми.
Из-за грозовой тучи, нависшей над фильмом, и обилия сложностей, связанных с выходом в свет, вести разговор об «Аутло» не как об акте протеста, но о его кинематографической ценности стало практически невозможно. Как замечать недостатки, когда речь идет о свободе самовыражения? Здесь любое движение против ветра априори становится неверным, баг обращается в фичу, а неясность или чрезмерность — в авторское видение. «Если человек с этим рождается, абсолютно абсурдно ему что-то запрещать», — звучит в качестве пояснения к фильму в одном из интервью с Ксенией Ратушной. Ее фильм — объект самовыражения, она обращает пристальное внимание на свободу, уничтожая мораль и провозглашая аморальность. По сюжету в местного хулигана (Глеб Калюжный) влюбляются сразу двое: чуткий юноша Никита (Виктор Тарасенко), пытающийся украдкой дотронуться до плеча своего возлюбленного, и юная преступница Аутло (Елизавета Кашинцева), выражающая свою привязанность с помощью плетки. Им всем, с режиссерской точки зрения, следует бороться за независимость и шагать по улице с факелом в руке, но свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого — Аутло ограничена властной рукой «папика», который оберегает ее от правосудия, хулиган в буквальном смысле связан Аутло, а Никита не может быть до конца свободен в своих чувствах, потому что они безответны. Вторая сюжетная линия, в которой генерал Владислав (Виталий Кудрявцев) влюбляется в трансгендерную женщину Нину (Евгений Шварцман), тоже выглядит заведомо обреченной, ведь пара загнана в рамку времени, где будущее для них еще не может существовать.
Так вся бунтующая страсть выливается в плотское утешение — железные цепи, черные плетки, спонтанные нападения на невинных и провокационные полупрозрачные наряды как бы заполняют собой пустоты, указующие на несовершенство картины. Свобода быть собой, признавать собственную гомосексуальность или трансгендерность у Ратушной внезапно приравниваются к беззаконию, насилию и даже убийству, что одновременно отталкивает и представителей лгбтк+, жаждущих иной поддержки в российском медиа, и другую часть населения, не признающую необходимости движения сопротивления в целом.
В результате провозгласивший сам себя главным бунтарем против правил, одинокий и непонятый обществом, фильм Ксении Ратушной самозабвенно борется за существование и делает это с заслуживающим похвалы рвением, которого нередко недостает проектам без поддержки со стороны. К сожалению, за стремлением к свободе слова и сопутствующей смелостью, на которых, очевидно, и была выстроена работа над фильмом, пока что ничего нет — «Аутло» стал провокацией ради провокации. Это не значит, что таких проектов быть не должно — видимо, только так возможно вырваться из старого режима умалчивания, но хотелось бы верить, что однажды этот период в российском кинематографе закончится, и кино наконец будет рождаться ради себя самого, а не во имя бунта.
