Когда Powerhouse затевался, твой коллега Армас Викстрем говорил, что, с одной стороны, вы — студия, а с другой — рекорд-лейбл, который будет сам искать достойных музыкантов. Насколько эта миссия была осуществлена, а насколько подверглась корректировке в процессе?
Корректировка была простая: рекорд-лейбл — это все-таки узкожанровая штука, а мы вне жанровой политики. Как лейбл начали работать только сейчас: 26 ноября у МС Сенечки с Supersanyc вышел новый трек, а 3 декабря — трек нашего проекта Sonestrose, уже маркированный PWRHS Recordings. Восемь лет мы работали как студия, которая производит определенный музыкальный контент, записывает музыкантов, но это было бы странно назвать лейблом.
Потому что вы не выпускали эти записи?
Выпускали одного артиста из десяти, записывавшихся на студии. Кого-то выпускали сами, кто-то записывался у нас и выходил на мейджорах. Сейчас на студии записывается большое комьюнити музыкантов, совершенно разных и не всегда подходящих нам по музыкальным предпочтениям. 20-30% не выступает в Powerhouse. Так или иначе, происходит сопродюсирование, мы тепло ко всем относимся и помогаем как можем. Но если артист не в нашей стилистике, сразу даем понять: «Ребята, мы можем вас записать, помочь советами, но рассчитывать на выступление в клубе или долгосрочное сотрудничество нет смысла».
Какой жанр точно мимо? Метал?
Да. Тут вряд ли будет проходить металлический или хардкор-панк-концерт, это совсем не в нашу сторону. Можно было экспериментировать лет пять назад и ставить дроун или рэпкор, сейчас уже сложнее. И второе: сложилось студийное и клубное комьюнити, которое как раз можно объединить под знаком лейбла. Сейчас мы, собственно, его делаем с артистами, которые проводят много времени на студии последние пару лет: это Lovanda, «ЛАУД», Кассета, МС Сенечка, Петар Мартич — те, кто обычно составляет костяк ивентов Powerhouse. Акцент — на хип-хоп и электронику. Есть какое-то количество релизов, которое нужно выпустить под одной идеей, одним названием.
В общем, работа над лейблом медленно идет. 3 декабря вышел наш совместный релиз с Петаром Мартичем — трек про Powerhouse. Я не рассматриваю лейбл как суперцель, скорее как веселое дополнение экосистемы — того, что происходит в доме. Да и вообще мне кажется, что за последние десять лет лейблы в целом потеряли свой смысл и серьезную суть. Артисты выбирают между совсем DIY-состоянием и мейджорами, готовыми предлагать ресурсы и коммерческую поддержку.
Если у вас кто-то выпускается, он оказывается в центре внимания вашей публики, тех, кто подписан на Powerhouse в соцсетях?
Да. И есть музыкальное комьюнити, всегда готовое помочь.
Как вынужденные остановки работы клуба мешают или помогают заниматься другими элементами экосистемы?
Сейчас ты можешь одну неделю не работать из-за локдауна, потом неделю работать и еще месяц не работать из-за новых ограничений. В таком режиме сложно заниматься дополнительными штуками типа поддержки музыкантов или создания лейбла. Но когда все работает как машина, проект уже долгое время на ногах и процессы механизированы — тогда появляется время на что-то новое. Мы такое любим, нам всегда нужно разнообразить монотонное бытие ежедневных концертов и планирования вечеринок. Заняться чем-то из ряда вон или переключиться на кухню, как мы сейчас планируем делать.
А что вы затеяли с кухней?
Хотя кухня всегда была ок, о нас никто не думал как знаковом гастрономическом месте. И в целом это понятно, потому что в первую очередь Powerhouse — про музыку, во вторую очередь — это барная история, и лишь в третью очередь это история про еду. Сейчас хотим дорасти до уровня, когда человек, даже не заинтересованный в музыкальной составляющей, мог бы приехать ради любимого блюда из меню. Мы много думаем в этом направлении, устраиваем внутренние дегустации, пытаемся найти то, что еще не было раскрыто в нашем городе. Это такое медленное общение и переосмысление, нет определенной точки дедлайна.
Что тебе дал опыт жизни в особняке?
Я досконально изучил каждый сантиметр этого особняка. Много времени провел на кухне. Мы жили компанией 5-6 человек плюс музыканты писались на студии. Был режим большой семьи, всегда готовилось много еды. Мы делали все сами, и я научился пользоваться машинами, которые стоят у нас на кухне, изучил, как все работает. Теперь мне гораздо проще понимать процессы, связанные с ресторацией. Это из основных плюсов. Сейчас выйдет документалка про это все, которая снималась каждый день по несколько часов.
И еще ты сам полноценно занялся музыкой?
Да, треки Sonestrose можно найти на всех цифровых площадках или на виниле в магазине DIG. Сейчас у меня уже не так много времени на это, как во время локдауна. Но мы садимся за новый релиз: есть готовый материал и идеи, которые хотим до конца года записать.
Как дела с твоей фабрикой пластинок в Риге?
Учитывая состояние виниловой индустрии, можно утверждать, что там все хорошо. Огромное количество мейджор-лейблов и артистов большого формата типа Адель начали заказывать тиражи по полмиллиона копий. На это сильно повлияло то, что винил стал серьезной единицей мерча для ряда артистов. Ну а учитывая, что многие фабрики перегружены, мы получили большое количество американских лейблов и дистрибьютеров в качестве заказчиков, начиная с Bee Gees и заканчивая The Doors и Бобом Марли — куча переизданий. И, конечно, мы печатаем много для российской сцены. Пластинки сейчас продаются хорошо.
И артистов Powerhouse ты тоже выпускаешь на виниле?
Конечно, мы печатали все релизы Cream Soda, «ЛАУД». Практически весь винил молодой независимой сцены делаем мы, а примерно 70% жанрово связаны с нами.
Расставание с алкогольным спонсором было более сложным челленджем, чем локдаун?Расставание произошло не за три дня, мы к этому шли, и фундамент для самостоятельности был заложен. Да, три-четыре года, которые мы работали с эксклюзивным партнером и большим спонсорским пакетом, отличались хорошими возможностями, но в целом я был готов к тому, что рано или поздно заведение перейдет в режим DIY-проекта. Это и произошло — и я чувствую себя совершенно свободно. Я был к этому готов, ведь мой бэкграунд — не агентство, а DIY-вечеринки, собранные из простейших вещей, бары, сколоченные из дерева, и публика друзей, неравнодушных к музыке.
Сейчас мы балансируем — и, наверное, с возрастом пришло умение балансировать между легкой коммерцией и DIY-андеграундом. Хотя про андеграунд сложно говорить, потому что, когда проекту восемь лет, он уже не может быть андеграундным по определению. Проект на слуху, сюда приходят разные люди, и это мне тоже нравится. Когда ивенты происходят каждый день, на их подготовку не так много времени, в клубе все заточено под то, чтобы быстро начать вечеринку, концерт или виниловый маркет — все что угодно. Все необходимое появляется в его стенах, и происходящее становится чем-то классным, честным и запоминающимся.
Когда ты стал частью этого коллектива?
Чем ты занимался до Powerhouse и как ты туда попал?
Можно сказать, что попадание в Powerhouse — это моя сбывшаяся мечта, потому что я очень люблю музыку, давно занимаюсь музыкой и всегда мечтал работать в этой сфере, не ходить в офис, не надевать пиджак. Но я очень долго к этому шел по многим причинам. До Powerhouse занимался взаимодействием с артистами в гитарной компании Gibson. Это была очень интересная работа, но компания Gibson в один прекрасный момент обанкротилась, и московское представительство закрылось. Мы раздали кучу гитар артистам, с которыми работали, — аттракцион неслыханной щедрости.
Полгода я сидел дома и выполнял заказы по звукорежиссуре. И вот однажды Тема Ляховский сказал: «Слушай, Шурик, тут Паша Никольский — человек который работал до меня в студии Powerhouse несколько лет — открывает свою студию. Не хочешь ли ты попробовать поговорить?» Я побежал сломя голову. Пообщался с Алгоритмиком, потом Паша принял у меня экзамен на тему моих знаний — и все, так я попал в Powerhouse.
Под понятием «звукорежиссер» может скрываться очень разный функционал, помимо базовых записи и сведения.
Сейчас современные технологии позволяют одному человеку быть всесильным на студии. Поэтому я выполняю роль не только звукоинженера/звукорежиссера…
Но и саунд-продюсера?
Да, музыкального продюсера. Мы решаем много вопросов по гармонии, по аранжировке. С новичками вообще придумываем песни совместно, а более опытным я просто что-то подсказываю. Это всегда совместный процесс, в котором я участвую не только как техник, но порой даже решаю с артистом его психологические проблемы.
Из большого каталога студии какие релизы ты сам поместил бы в свое портфолио?
Я с гордостью всегда говорю о том факте, что мы с группой «Казускома» работаем с самого начала, ребята шестой год занимаются этим проектом, и я с ними — рука об руку. Первый альбом мы записывали не пойми где, смеялись и думали, что шуточки шутим, а оказалось — все глубоко уже в этом деле. Поэтому работу с ними я поставил бы как свою основную. Потом — «ВСИГМЕ», это была кстати самая первая моя работа на студии Powerhouse, альбом «Сигмачи». В этом году мы сделали с ними второй альбом — фантастический, невероятный, огромный, с два часа длиной. Он очень прикольный, сложный, мы его делали два месяца, не отходя от станка, так сказать. Еще я хотел бы отметить альбом Петара Мартича — он сейчас одна из больших звезд нашего андеграунда, и каждый раз мы делаем с ним что-то новое. С «Пасош» был рок-альбом, потом у него был шансон-альбом, теперь — хип-хоп альбом. Это классно, с Петей работать интересно. А еще сейчас в процессе запись альбома бездомного музыканта Рамиля, это очень интересная история, о которой, надеюсь, скоро все узнают.
На чем ты сам играешь?
Я начал свой путь в четырнадцать лет с компьютера — можно сказать, это мой первый инструмент. Поэтому первое, что сочинил, было электронной музыкой. Но как меломан я с детства и до сих пор слушаю совершенно всю музыку.
Ваша студия супертусовочная, и это придает творческого полета артистам?
Это чистая правда, у нас самая тусовочная студия. Конечно же, это связано еще с тем, что у нас не просто студия, а целый дом, место для выступлений, бар-ресторан, место для встреч всех артистов.
На некоторых студиях лучше писать голос, на некоторых — барабаны. Есть специфика, что делать лучше у вас, а что ты советовал бы записать вне и привезти вам на сведение?
Наверное, единственным ограничением нашей студии является небольшое пространство. Поэтому если кому-то хочется записать большой симфонический оркестр, то этого, к сожалению, не получится сделать. А в плане камерной музыки мы универсальны. Тем более всегда есть утро на танцполе, когда можно перетащить аппаратуру, как мы записывали предыдущий альбом «Казускомы». Мы его записали наверху, на танцполе дома: перетащили весь стафф и сделали там более просторную, дышащую запись.
Какое соотношение между просто артистами, которые приходят, найдя вас в гугле, и резидентами/друзьями заведения?
В основном у нас работает сарафанное радио: записываются либо наши старые добрые резиденты клуба, либо их друзья, либо часть тусовки, в которую они вхожи. Люди знакомятся, слушают музыку, оценивают кто как сделал — и приходят на студию. Еще сейчас много молодых ребят, — победителей конкурсов, участников резиденций, где проводились совместные коллективные занятия по сочинению музыки в рамках коммерческих проектов. Они уже постепенно приходят со своим материалом. Людей, которые звонят: «Здрасьте, это Powerhouse, у вас тут студия, говорят, а сколько стоит, можно к вам прийти рэп записать?» — практически нет.
Пока клуб на локдаун закрыт, студия продолжает работать и творческий процесс идет?
Да, эти два последних года мы все равно находили способы обойти запреты. Когда ввели локдаун и надо было отмечать, куда ты едешь, я придумывал себе медицинское заведение поблизости, записывался и ехал на работу. Карантины не коснулись студии в этом смысле.
И сейчас нет недостатка в интересной работе?
Слава богу, да — пока что мы нормально идем. В данный момент я не записываю никакой альбом, но скоро начну: месяц назад интересные ребята приехали из Дагестана, мы с ними будем писать классную музыку. А так сейчас часть студийного времени провожу со студентами, часть — занят текущей работой с Петаром. Еще мы с Андреем Алгоритмиком возобновили совместный проект Sonestrose и вдвоем записываем разных артистов. Творческая жизнь бьет ключом.
Ксения Карло, концертный директор
Когда ты пришла на свою позицию и как она называлась?
Я появилась в Powerhouse в декабре 2017 года, пришла на позицию «ивент-менеджер». Фактически я до сих пор являюсь ивент-менеджером по роду занятий, но функционал очень расширился. В мои задачи сначала входило проведение концертов, а через пару-тройку месяцев я начала заниматься и студией. И постепенно за четыре года все больше и больше в это погружалась. Сейчас моя должность называется «концертный директор», поскольку я делаю всю вечернюю программу (и занимаюсь все также студией), а еще у нас теперь есть ивент-менеджер Кирилл Болеев — с ним мы и работаем.
В каком состоянии был клуб на момент твоего появления?
Были очень заметны последствия ухода постоянного спонсора — как с точки зрения финансовой стабильности, так и творческой составляющей. Пока бренд спонсировал заведение, можно было позволять себе меняться каждый день, делать безумные эксперименты с привозами иностранных артистов, с какими-то странными мероприятиями и не думать, насколько они окупятся. Это был очень крутой старт для площадки, потому что получилось создать мультижанровое место, где уживались рок, панк, хип-хоп и электроника, это классно и всегда меня прельщало. Но передо мной встала цель заново выстраивать программу, практически с нуля перестраивать логику расписания, поскольку этому предшествовала длительная фаза, когда Powerhouse пытался сместить фокус в сторону джаза и театральных мероприятий, по пути немного запутавшись в самоопределении. Андрей хотел расширить количество инди- и экспериментальных концертов, просто молодых интересных артистов, и моя задача была в том, чтобы вернуть свежий вайб, присущий раннему Powerhouse.
И ты стала мониторить нашу молодую инди-сцену и подтягивать ярких артистов из ее среды?
Да, но это было несложно, потому что я в этой сфере варилась: буквально за полгода до Powerhouse играла в группе Lucidvox в качестве временного гитариста, мы с девчонками много репетировали с другими артистами на одних репбазах, плюс я сама всегда посещала много концертов. Челлендж скорее заключался в том, чтобы сделать концерты прибыльными и разнообразными, чтобы они представляли собой единую концепцию, а не просто случайную последовательность знакомых артистов, которые мне нравятся. Программа должна отражать новые жанры, новые коллаборации, новый звук. Это была моя задача — мне кажется, она до сих пор главная.
Как ты добиваешься этой концептуальной целостности?
Не думаю, что она видна невооруженным взглядом со стороны, но эта целостность очень важна для нас структурно. Каждый из семи дней недели у меня в голове отведен под определенный тип артистов. Это необязательно связано с жанрами: допустим, вторники — для молодых рокеров, постпанка, для каких-то экспериментальных мероприятий, в среду мы часто делаем мини-фестивали из двух-трех групп, четверги — для концептуальных экспериментов и уже достаточно крупных коллективов, у нас бывают полностью инструментальные выступления шумовых электронщиков. Пятница и суббота — более широкоформатные, там может быть что угодно. И в воскресенье очень классно делать большие комплексные мероприятия для людей, которые могут долго зависать: например, вечера школы Маскелиаде — Антон регулярно проводит шоурумы синтезаторов, за которыми следует выступление его выпускников.
Мне хотелось, чтобы обязательно каждый день недели происходило что-то по-своему необычное и заслуживающее внимания. Если вы хотите увидеть классную группу, про которую ничего не слышали — то приходите во вторник. Опять же, наши понедельничные джазовые джемы никуда не делись, они вполне себе самостоятельные и живучие, всё время происходит бурлящая жизнь с новыми коллаборациями, часто с новыми музыкантами, это тоже здорово.
Во многом это комьюнити складывается благодаря студии?
Во многом да. До сих пор случается, что музыканты приходят играть, а потом узнают о нашей студии. То, что она известна не столько как студия, сколько как часть Powerhouse, иногда в минус, но, мне кажется, чаще — в плюс. Потому что обычно там оказываются музыканты, которые нам нравятся, с которыми мы сотрудничаем. Они спускаются туда, пересекаются с другими музыкантами, часто начинают джемить и тут же что-то записывать вместе — так складывается комьюнити.
Не знаю, насколько сейчас уместно спрашивать про планы и амбиции…
Самое сложное было, конечно, пережить самый первый локдаун. Тогда нам очень сильно помогла наша аудитория, нас поддержали музыканты и у нас получилось поддержать музыкантов за счет онлайн-концертов. Это придало нам сил и уверенности в себе. Сейчас нам пишут каждый день с самого утра, узнают про вечеринки и концерты — это тоже мотивирует. Мы морально готовы к тому, что будем еще не раз переживать остановки в работе, поэтому главная амбиция — не растерять связь с нашей аудиторией и когда мы в очередной раз вернёмся, чтобы она тоже вернулась.
Олег Колтович, старший бармен
Как ты стал барменом?
У меня был друг детства, который, когда мне было лет двенадцать, ходил по двору и крутил бутылочку. Я же думал: «Боже, какой дурачок, что он делает?» Так же думала, наверное, половина Минска при виде его. В какой-то момент Стас (так его звали) начал добиваться успехов, поехал работать в Сочи. Я понял, что человек в 16 лет занимается интересным делом, это стало моей маленькой мечтой. Однако в Минске я занимался абсолютно другими делами, и когда попал в Москву (приехал встречать 2013 год с друзьями), понял, что хочу попробовать себя за стойкой.
Моему удивлению не было предела: увиденное по ту сторону стойки оказалось совсем другим, чем «налил-отдал». Я понял, что это огромный масштаб интересной работы, меня затянуло. Так я начал развиваться в барной индустрии в Москве.
Значит ты уже восемь лет в игре? Это как раз совпадает с расцветом миксологии в России.
Да-да-да.
Значит, ты начал заниматься коктейлями?
Да, меня захватил весь этот мир, я читал много книг, смотрел много видео. Потом я попал в Powerhouse, где и начался мой долгий путь. Здесь работает Павел Андреев — мой бар-менеджер, с которым мне всегда было интересно и от которого я впитал много знаний.
Powerhouse — это виски-бар. Потребовались ли усилия, чтобы научиться работать с этим материалом?
Да, я немного недопонимал этот продукт изначально, когда сюда пришел. Но с каждой лекцией, с каждым миксологическим экспериментом проникался им все больше.
Какие коктейли на основе виски вы изобрели или усовершенствовали в Powerhouse?
Барная индустрия строится на определенных формулах. Что-то новое, конечно, придумывается каждый день, но основы уже давно заложены, от интересных экспериментов не отстаем и мы. За семь лет очень много было придумано напитков. Но есть, конечно, любимчики, и мы даже не представляем, что будет, если убрать их из коктейльной карты: Buckweat New York Sour — гречневый саур с портвейном, Toffee Sour наш фокусный коктейль на основе ирисок. Без этих напитков Рowerhouse невозможно представить, за ними люди идут, зная, что мы делаем их хорошо.
В чeм принципиальная разница между виски-баром и основным?
Раньше это был виски-бар, сейчас мы моего перестали так называть и решили соединить их в общую концепцию. Но отличие по напиткам есть. В виски-бар мы всегда завозим новые сорта бутылочного пива, и раньше выделяли его как бар более терпких напитков, основанных на виски. А в мейн-бар у нас более широко представлены джины, ромы и прочие категории. Виски-бар менее шумный, и здесь можно пообщаться в тишине — как со мной, так и с моим хорошим другом и коллегой Кирюхой. Большинство гостей нас знают. Мейн-бар — более шумный, там рядом концертный зал и сложнее общаться с ребятами, но проще окунуться в музыкальную программу.
Ходят слухи, что барное меню будет расширяться в сторону восточно-европейских дистиллятов.
Мы сейчас думаем о том, чтобы ввести широкий ассортимент дистиллятов, мы в поиске всего этого интересного, и скоро к нам можно будет прийти и попить какие-то вкусности, так и есть. Еще важно знать. что есть и третий бар, который работает в выходные дни. Мы делаем суперклевые настойки, которые можно всегда там попробовать. Поэтому из меню вышеописанных баров убраны всякие шоты, настойки и перенесли их в третий бар. Это такой маленький секретный уголок, в который попадает не каждый человек. Там свой отдельный мир, мы повесили вывеску «Рюмин», которая горит красным цветом, что и сподвигло назвать этот бар «Красным».
Как меняется меню?
Мы стараемся никогда не стоять на месте, а всегда меняем те или иные позиции. Например, нельзя прийти ко мне в бар и выпить одно и то же разливное пиво в одну и ту же неделю: я всегда меняю сорта пива, чтобы гостям было интересно. Когда гость приходит и просит что-то вернуть — конечно, я прислушиваюсь, особенно если таких голосов набирается очень много. У нас проходит множество ивентов, под которые мы всегда придумываем что-то новое.